Квитко уставилась в пол и побелела скулами.
«Так переживает у доски первоклашка, — подумалось мне, и я едва удержался, чтобы не погладить глупышку по голове. — Но нет! Пожалеешь ее — останешься в дураках, не пожалеешь — настанет наконец ясность, обманы и предубеждения развеются, по крайней мере — для меня».
И она не пришла. Я лежал на кровати и смотрел в потолок, переводил взгляд на настенные часы, садился и выглядывал за окно, на строгое серое здание костела, возвышающегося на противоположной стороне дороги, в каких-нибудь ста метрах от отеля. Я бродил по номеру, совался к зеркалу и приглаживал редеющие волосы на затылке, я откупорил бутылку и даже налил себе немного бренди в чайную чашку, но пить не стал: чего доброго, решит при встрече, что выпил с горя!..
«Влюбившийся сердцеед подобен заразившемуся врачу», — припомнил я изречение некоего Карла Крауса. — Профессиональный риск».
Но ведь я не сердцеед, отнюдь, тем более не влюбившийся. Я скорее похож на ребенка, который играет сам с собой в поддавки и не может остановиться. Последние два дня я только и делал, что настраивал себя на связь с женщиной, которая мне, в общем-то, не нужна. Из-за этого соблазны у меня выходили, как реверансы у сапожника, я был прямолинеен и инертен и надеялся не столько на собственные усилия, сколько на вероятность, что Квитко правильно воспримет мои намеки и недомолвки и сделает все сама. Не получилось. И это возмутило во мне желчь, но вместе с тем внесло струю успокоения в мою душу: ведь если не случилось завязки, значит, и распутывать будет нечего. Как заканчивался один старый анекдот — умерла так умерла!..
Я поднапряг память и в утешение себе с пафосом продекламировал строфу из Лермонтова:
— «Нет, не тебя так пылко я люблю, не для меня красы твоей блистанье; люблю в тебе я прошлое страданье и молодость погибшую мою».
В пустом номере звук голоса показался мне фальшивым и диким, как если бы в каком-нибудь современном святилище компьютерных технологий я сотворил магрибские заклинания из сказок «Тысяча и одна ночь».
Когда настало время обеда, я с каменным лицом и легким сердцем спустился в кафе. Квитко сидела за нашим столом одна, точно сиротка, и еще издали изобразила на лице загодя приготовленную для меня улыбку.
— Как вам не стыдно? Прогульщик! — невинно произнесла она, как если бы между нами не случилось накануне недвусмысленного, понятного для обоих разговора. — Между прочим, было интересно…
— Между прочим, я прождал три часа, и ничего не мешало вам прийти, чтобы хоть объясниться…
— Обиделся? — жалко покривила Квитко неверные губы. — Ну вот, обиделся. Так быстро… Со мной никогда не было такого… И… я думала, мы будем друзьями.
— Не смешите меня! Дружба между мужчиной и женщиной возможна только в трех случаях: или женщина для мужчины стара, или слишком безобразна, или прежде они уже были любовниками и разошлись полюбовно. В остальных случаях природа рано или поздно возьмет свое.
— Но как бы я потом смотрела в лицо мужу?..
— Во-первых, мы люди взрослые, а времени намазывать губы медом, вздыхать и дарить цветы у нас, как вы понимаете, нет: завтра утром уезжаем домой. Кроме того, сейчас явится Капустина и снова прилипнет. Только и всего, что было у нас, — эти три часа. Во-вторых, смотрела бы в глаза мужу очень просто: преданно и с любовью, как другие смотрят. В-третьих…
Квитко заморгала глазами, как если бы собиралась заплакать, но не решалась оторвать от моего непроницаемого лица взгляда.
— В-третьих, будем считать, что попытка не удалась, со всеми, как говорится, вытекающими последствиями. Приятного аппетита!
Я поднялся, кивнул головой, точно бодливый овен, и пошел прочь из зала.
«Вот так экспромт! — думал я, испытывая если не сожаление, то уж точно недоумение от всего, что наговорил бедной женщине сгоряча. — Не переборщил ли я? Какие могут быть с моей стороны упреки, если даже договоренности между нами не получилось: я не слишком настаивал, она, в общем-то, ничего не обещала? Но с другой стороны, я нахожусь не в том положении и возрасте, чтобы со мной так играться. Смотрите-ка — что она скажет мужу?!»
В коридоре я лицом к лицу столкнулся с Капустиной. У нее было безмятежное выражение лица, как у счастливого ребенка, и отсутствующий взгляд человека, мысленно находящегося в другом измерении, на другой планете. И поскольку я решительными шагами шел напролом, а она все еще пребывала между явью и навеянными мыслями, я едва не смел ее на своем пути, точно селевой поток — неосторожную пташку.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу