Себастьян Фолкс - Парижское эхо

Ужин на крыше? Странно. У нас так никто не делал. Поблагодарив, я наклонился и поцеловал ее в щеку, но опоздал: мачеха все-таки успела еще раз напомнить о хорошей погоде.

В моей комнате ничего не изменилось: учебники по экономике, блокнот, незаконченное эссе для мисс Азиз, открытка от Лейлы, которую та подарила мне на день рождения в прошлом году. В шкафу оказалась чистая одежда, поэтому после душа я надел чистые боксеры и футболку и улегся на кровать. Вот бы машрабия со стороны уличной лестницы не так сильно просвечивала.

Когда я проснулся, за окном темнело. Услышав голос отца, я натянул джинсы и поднялся на крышу.

– Тарик. Мой дорогой мальчик, – сказал он и раскинул мне навстречу руки.

Я позволил себя обнять, а сам подумал, что отец как будто постарел. В его помятой шевелюре прибавилось седых волос, а стекла очков казались намного толще, чем раньше.

Мы сели за тайфор, уставленный виски, кока-колой и холодным пивом, которое родители, наверное, купили специально для меня. По такому случаю мачеха даже сняла с веревок все мокрое белье, и теперь я видел море до самого горизонта, от Марокко до Европы.

– Тебе удалось разыскать старых друзей твоей матери? – Отец говорил вкрадчиво, по-доброму.

– Нет… Нет, я никого не искал. Зато познакомился с новыми людьми. Хорошими людьми.

– А какой они национальности?

– Разных. Французы. Американцы. Англичане. Алжирцы. Кто-то из смешанной семьи.

– Я тут на днях разговаривал с твоей подругой Лейлой. Она говорит, что тебе не придется оставаться на второй год.

– Не придется, но только если я хорошо сдам экзамены.

– Сдашь. Это я старый дурак, а ты, слава богу, пошел в мать. Давай-ка выпьем.

Он положил мне в стакан льда и налил виски с колой. Никогда прежде я не видел отца таким. Наверное, он просто решил не сердиться.

Мачеха в тот вечер тоже пила алкоголь, хотя обычно отказывалась. Она мешала себе коктейли из жгучей махии — это такая местная штука, которую гонят из фиников, – и лимонада. Мы выпили, и я рассказал родителям про «Панамскую жареную курицу», а потом еще немного – про Джамаля и Хасима. О деньгах во внутреннем кармане своего рюкзака я решил промолчать.

– А я приготовила нам кое-что особенное, – сказала мачеха. – Этому рецепту меня когда-то научила бабушка. «Пища для истинных принцев». Так она говорила.

– Она была крестьянкой. – Отец усмехнулся, но, заметив реакцию жены, быстро добавил: – Но готовила отлично.

Сначала мы ели омлет с грибной начинкой, а потом таджин – из хорошей баранины, которую долго томили на огне с кусочками абрикосов. Отдельно был подан кускус, хорошенько настоянный на бараньем бульоне. Может, и не откормленный теленок, но тоже неплохо – особенно под второй стакан виски с колой. К тому же с террасы было видно закат. Когда я поблагодарил мачеху за ужин, она сказала:

– Спасибо, Тарик! Моя бабушка говорила, что это…

– «Пища для истинных принцев»? – подхватил я. – Давайте выпьем.

На следующий день мне очень хотелось позвонить Лейле, но я держал себя в руках. Решив, что сначала лучше управиться с делами, я позвонил в колледж и договорился о встрече с деканом факультета – доктором Ахмедом.

Когда я приехал, оказалось, что Ахмед занят, и секретарша посоветовала обратиться к мисс Азиз, его заместительнице.

Тем лучше для меня. На самом деле мы с ней никогда толком не разговаривали, а лишь обменивались любезностями, когда мне приходилось сдавать эссе или извиняться за то, что я его не написал. Даже попав к ней на семинар, в группу из десяти человек, я умудрился все занятие промолчать. И все же, как бы странно это ни звучало, мне казалось, что я очень хорошо ее знаю.

Мисс А. пришла на встречу в брюках и белой рубашке, застегнутой на все пуговицы (я, конечно, надеялся увидеть на ней ту самую черную юбку с белой ниточкой, но, увы). Она заговорила неожиданно высоким, почти девчачьим голосом. Казалось, ей было неловко находиться в кабинете декана и решать воспитательные вопросы. Надев очки, она опустила подбородок, словно пытаясь придать голосу грозности. Если бы я к тому моменту еще не съездил в Париж, я бы, наверное, ощущал себя очень нелепо. Но теперь я ей сочувствовал. Как девушка, женщина, она, конечно, всегда будет иметь надо мной власть. И в то же время я понимал, что у нее были свои обязанности, определенная роль, которую ей приходилось играть. Как и я, она наверняка тоже чего-то боялась и тоже думала обо всяких странных вещах. Тем не менее, когда мисс А. подошла к шкафчику для бумаг и присела на корточки, я возбудился. Пока она искала в нижнем ящике документы, я наблюдал за движением ее бедер и округлых ягодиц, плотно обтянутых брючной тканью. На ногах у нее были кожаные сандалии с открытым мыском и красный педикюр; ступни – маленькие, как у ребенка. Я заерзал на стуле и попытался сосредоточиться. Судя по рассказам, новый друг мисс А. – тот, что носил очки-авиаторы, – особого доверия не внушал. Интересно, они продолжают встречаться? Я совсем не хотел, чтобы она бежала с ним в Персидский залив – в Катар, или Эр-Рияд, или еще в какую-нибудь мерзкую дыру. Я хотел, чтобы она убежала со мной. Может, я завел бы сразу несколько жен, как делали наши предки. Взял бы мисс Азиз, Лейлу и, конечно, Клемане. Может, еще Фариду. Жасмин Мендель по вторникам. И Ханну – уж она бы точно не позволила нам сбиться с праведного пути. Ну и наконец, ту девушку со «Сталинграда» – Жюльетт Лемар, если, конечно, ее и вправду так звали.