Себастьян Фолкс - Парижское эхо

Я не сплю, я живая и нахожусь в настоящем дне, в отеле между Нацвейлером и Штрутгофом, у подножия гор, которые, без сомнения, являются Вогезами. С этими мыслями Ханна Колер прошла в другой конец коридора, с жутким топотом спустилась по лестнице в холл на первом этаже.

– Ужин готов, мадам, – объявила управляющая. – Я подумала, что вам понравится столик у окна.

– Нет!

Я оттолкнула женщину в сторону и понеслась к дверям, пытаясь на ходу нащупать в сумке хоть какие-то деньги. Поравнявшись со стойкой регистрации, я кинула туда бумажку в пятьдесят евро. На улице я кое-как забралась в свой белый «рено», после чего глубоко вздохнула, вставила ключ в зажигание и резко завела мотор.

Наступило время прощания. Мне было очень грустно, а Ханна – после того как мы обнялись – даже немного всплакнула. Отстранившись, она легонько сжала в руках мои запястья, а когда она заговорила, я впервые отчетливо услышал в ней американку, хотя обычно не обращал на акцент никакого внимания.

– Тарик, последние несколько месяцев я наблюдала, как ты взрослеешь и меняешься. И знаешь что? Это было круто!

– Спасибо.

– Нет, я серьезно. Мне кажется, ты и вправду начинаешь понимать, как устроен этот мир.

– Шарль де Голль?

– Не только. Скажи, почему ты решил поехать в Париж?

– Хотел убежать. Что-то найти. Не знаю. А ты как думаешь?

– Я думаю, тебе захотелось наладить контакт с окружающим миром, хотя тогда ты этого еще не понимал. Ты больше не мог целыми днями сидеть в телефоне и стал вынашивать идею: разузнать что-то о матери. Конечно, ты толком не понимал, зачем все это нужно и почему, но мне кажется, именно в тот момент ты впервые ощутил потребность в чем-то разобраться. Ты жаждал понимания.

Я слушал Ханну и чувствовал, как внутри разгорается стыд. Я не выдержал:

– Вот увидишь, однажды я разбогатею и… И тогда уж по-настоящему тебя отблагодарю. За все.

Она рассмеялась.

– Да ну, забудь! Жизнь – штука переменчивая. За белой полосой всегда наступает черная, и наоборот. Так что в нашу следующую встречу домохозяином со свободной комнатой будешь ты, а я буду нищей беглянкой. Надеюсь, ты меня приютишь.

– Конечно. Ведь мне тогда будет тридцать один, а тебе – девятнадцать.

Шутка получилась странная, но Ханна не обиделась и продолжила:

– А еще я очень надеюсь, что когда-нибудь смогу стать таким же хорошим соседом, каким был для меня ты.

– Прости, что не сказал тебе про Джулиана.

– Давай уже, иди! А то опоздаешь.

– Ладно. Чем планируешь заняться?

– Завтра поеду в концлагерь.

– Повеселись там от души.

Вручив ей пакет с остатками травки Джамаля, я покачал головой и сказал:

– Увы, так и не осилил.

– Ничего, – ответила Ханна. – Главное – ты попытался.

Оказывается, она умела быть смешной. То есть все это время она зачем-то прятала свое чувство юмора – ума не приложу зачем. Перед отъездом мы обменялись адресами электронной почты, так что в случае чего я мог бы ей написать. И все равно расставаться было очень грустно.

Выйдя из дома, я окинул прощальным взглядом рю Мишель и зашагал в сторону «Площади Италии». Моя последняя поездка в парижском метрополитене завершалась на «Данфер – Рошро», и я уже представлял, как сильно буду скучать: по дегтярному запаху и сумасшедшей рекламе, но самое главное – по экзотическим названиям станций (к слову, про Данфера и Рошро я не забыл и при первом же удобном случае собирался почитать про них в интернете). Интересно, вернусь ли я когда-нибудь в Париж? И если да, то каким я буду человеком? В своих подземных путешествиях я каждый день встречал самых разных пассажиров – интересно, на кого из них я буду похож? Отец? Бизнесмен? Богач или бедняк? Муж? Если да, то чей? Лейлы? Девушки со «Сталинграда»?

Но потом я вдруг подумал: а может, взросление – это просто иллюзия? Может, на самом деле мы никогда не взрослеем? Я не верил, что со мной и вправду может случиться нечто подобное.

Пересев на пригородную линию, я купил билет до аэропорта, который так и называется: «Шарль де Голль». Ну конечно. Если не он, то кто? Мой новый лучший друг.

В поезде я пытался представить себе, как аэропорт выглядит изнутри, но, увидев все вживую, разочаровался. Больше всего он напоминал супермаркет. В воздухе стоял тяжелый запах парфюма, который на всех плакатах рекламировали одинаковые женщины с надутыми губами; торговые ряды ломились от всевозможного алкоголя, а еще от наручных часов, наушников, фотокамер и ноутбуков. Будь я хоть немного верующим, мне бы в тот момент пришлось выразить глубокое осуждение. Вскоре от приторного запаха косметики меня начало подташнивать, поэтому я решил не задерживаться и сел в шаттл до нужного терминала.