Себастьян Фолкс - Парижское эхо

Подъем в гору из Штрутгофа измучил бы Андре, даже будь она в лучшей форме. С этими мыслями я побрела на окраину лагеря, где располагались тюрьма и крематорий. Может, они поднимали чересчур ослабленных пленников на машинах? Интересно, чего ожидала от этой поездки Андре – неутомимая женщина, которая всегда первой вызывалась на самые трудные и опасные задания?

На месте пленницы узнали, что им будут делать прививки от тифа – болезни, мучившей все подобные лагеря. Эта новость еще сильнее ослабила их бдительность, хотя они и отказались снимать одежду в отсутствие доктора женского пола.

Тюрьма, в которой их держали, оказалась одноэтажной дощатой постройкой зеленого цвета, с наклонной войлочной крышей. Внутри меня встретили пустые камеры с каменными полами.

Никого, кроме меня, там не было. Замерев в коридоре, я прислушалась к женским голосам. Вера? Здесь. Андре, tu es là [75] Ты здесь? (фр.). ? Соня? Возможно, я сказала это вслух.

Прямо по соседству стоял крематорий – здание похожего дизайна, только с высокой жестяной трубой, которая держалась на четырех опорах, вбитых в землю. Атмосфера внутри была другой. Там была комната со шкафчиками для лекарств и белый кафельный стол патологоанатома – главные атрибуты нацистской медицины.

Местные тюремщики часто вешали заключенных – для острастки остальных, – а тех, кто умирал на каторге, просто сжигали в печи. Однако Нацвейлер не был лагерем смерти, поэтому рутинными навыками убийства здесь никто не владел.

Вскоре вышестоящее командование Берлина распорядилось, чтобы четырех пленниц казнили, но не в газовой камере, устроенной прямо под лагерем, во флигеле местного отеля-ресторана, а смертельной инъекцией. К выполнению приказа медицинский персонал Нацвейлера приступил неохотно (в тот вечер они надеялись отпраздновать увольнение старшего врача). Задание даже попытались перепоручить другим сотрудникам лагеря. Пока топилась печь, врачи распивали спиртное. Всем заключенным было приказано зашторить окна и оставаться в хижинах – под страхом смерти.

Два часа спустя на скамейке в здании крематория Андре Боррель, Диане Роуден, Вере Ли и Соне Ольшанецки – француженке, двум англичанкам и польке – сделали инъекции фенола из последних лагерных запасов. Однако, несмотря на то что препарат вводили опытные врачи, сама процедура прошла из рук вон плохо – дозировка подбиралась наугад, и в конечном счете фенола просто не хватило. Женщины обмякли в бесчувственном состоянии, но погибли не сразу.

Из коридора я попала в комнату, где стояла печь с огромной зияющей пастью. Погрузив умирающих женщин на металлические носилки, врачи стали закидывать их тела в огонь. Но когда подошла очередь Андре, она по-прежнему была в сознании и попыталась сопротивляться. Она вцепилась в лицо своего убийцы и рвала ногтями его плоть, пока тот заталкивал ее в пекло. Возможно, в тот момент передо мной стояла не та же самая печь, а лишь похожая – в подобных ситуациях нельзя знать наверняка. Я прикоснулась к металлу в надежде, что почувствую под пальцами тот же самый раскаленный обод, за который в отчаянной попытке выжить хваталась Андре. Через мгновение я развернулась, вышла на улицу и, сев на ближайшую лавку, уронила лицо в ладони.

Немного собравшись с силами, я спустилась с холма к небольшому мемориальному саду с белыми крестами и памятными табличками. Они символизировали каждую страну и каждую группу людей, которые содержались под стражей, подверглись преследованиям или погибли в этом лагере.

Из крематория вышли трое ошарашенных людей. Когда они проходили мимо, я услышала голос француженки: «Я и понятия не имела». «Je n’avais aucune idée». Она рыдала навзрыд.

Сама я не проронила ни слезинки и вскоре уже поднималась к выходу. Добравшись до виселицы, я остановилась и в последний раз окинула взглядом лагерь. Вдруг, к моему невероятному удивлению, над крематорием показался орел: взмыв над жесткими елями, он улетел куда-то прочь, в синеву далеких гор. Никогда раньше я не видела настоящего орла.

Вернувшись на парковку, я уселась в свой белый «рено» и внезапно меня охватила жуткая усталость. Мне захотелось как можно скорее попасть обратно в Париж, и я решила обменять билет на более ранний поезд, если смогу. Покидая Нацвейлер, я даже не взглянула на дом коменданта и не обратила внимания на стрелку, которая вела к газовой камере чуть ниже по склону.

Несколько минут спустя меня оставили последние силы, и я поняла, что, если не отдохну, потеряю сознание прямо за рулем. Осторожно переключая передачи, я медленно спускалась с горы и примерно на полпути вниз заметила вывеску отеля. По дороге в лагерь я почему-то не обратила на него внимания, но теперь находка оказалась очень кстати. Свернув, я двинулась по указателям и через некоторое время въехала в железные ворота на гравийную парковку. Передо мной оказалось белое здание с видом на долину.