Оуэн Дэмпси - Найдите Ребекку

— Разумеется, — сказал Хёсс и бросил папку на стол. — Здесь, где ведется важнейшая работа для всего рейха, не место таким вещам. Штандартенфюрер Кёль сказал мне, что после вашего назначения продуктивность возросла, и возросла значительно. В Берлине счастливы, а значит, счастлив и я.

— Рад слышать, герр лагеркоммандант.

— Да. Сам я вступил в партию в 1922 году. — Он смотрел куда-то мимо Кристофера, словно вспоминал те безмятежные дни.

— Я читал о ваших достижениях в прошлой войне, как вы стали одним из самых молодых унтер-офицеров немецкой армии. И знаю, что вы начали карьеру в концентрационном лагере в 1934 году как простой охранник. — Хёсс не отвечал. — Мой отец тоже служил на войне. И я благодарен за возможность послужить родине.

На столе стоял бокал виски.

— Приятно видеть такую преданность. Меня очень впечатлили результаты вашей работы в экономическом отделе. Но, как вам известно, я занятой человек. Зачем вы ко мне пришли?

— Кое-что тревожит меня с тех пор, как я прибыл в лагерь.

— Что же, оберштурмфюрер Зелер?

— Коррупция, герр лагеркоммандант. — Хёсс сделал глоток виски. — Не представляю, что происходило в моем отделе до моего появления, и уж точно не хочу судить моих коллег из СС, которые работают в экономическом отделе, но кое-что я слышал. И видел.

— Это настоящая болезнь, — сказал Хёсс. — Не сомневаюсь, что она пришла от самих евреев — недуг жадности. И некоторые действительно поддались искушению. И им должны подавать пример такие люди, как вы, преданные офицеры СС.

— Именно об этом я и хотел поговорить.

— Продолжайте.

— Нужно ввести более строгую систему проверок. Слишком много добра теряется, не успев достичь рейха, где может принести максимальную пользу. — Хёсс налил Кристоферу бокал виски и поставил перед ним, не говоря ни слова. — Должен быть кто-то, у кого есть доступ ко всем документам, деньгам, складам; к тем, кто может следить за заключенными и — да, за самими охранниками, чтобы сразу выявлять все нарушения. — Кристофер сделал глоток виски. — Я следил за экономическим отделом, каждую минуту, каждый день с моего появления, и, по-моему, результаты очевидны. Но этого недостаточно. По моим предположениям, больше десяти процентов ценностей не достигает рейха. Я рассчитал, что с каждых двух тысяч заключенных, проходящих каждый день через крематорий, мы собираем всего около сорока тысяч рейхсмарок, не считая золота и драгоценностей. По логике, заключенные должны приносить больше. Я хочу взять на себя эту обязанность, эту ответственность, чтобы убедиться, что мы ничего не теряем.

— Разве сейчас это не ваша обязанность и ответственность?

— Да, это одна из моих многочисленных ролей, но я хочу лично проверять все папки, следить за сотрудниками, охранниками и самими заключенными. Мне нужен мандат на обыск любого охранника, сейфа, фургона, возможность залезть под кровать к любому человеку, которого я могу заподозрить в воровстве и хранении имущества, предназначенного для рейха.

— Вы хотите взять личную ответственность за всю коррупцию в экономическом отделе?

— Буду счастлив, герр лагеркоммандант.

— Лагерь слишком давно страдает от коррупции. Мы обсуждали это с самим герром Гиммлером еще в прошлом месяце.

— Я бы хотел сдавать еженедельные отчеты лично вам. И больше никого не вовлекать. Это слишком важное дело.

— Интересная идея, герр оберштурмфюрер. — Хёсс затушил сигарету. — Несомненно, мне стоит об этом задуматься. Молодой преданный офицер вроде вас сможет остановить коварную руку коррупции. — Хёсс встал и протянул руку: — Отличная работа, герр оберштурмфюрер. Дайте мне немного времени, и мы вернемся к этому вопросу.

— Есть кое-что еще, герр лагеркоммандант.

— Слушаю вас внимательно, герр оберштурмфюрер. Вы привлекли мое внимание с того вечера, когда проявили отвагу в крематории.

— Ну, я хотел поговорить… о детях, проходящих через лагерь.

— Что такое?

— Я подумал, возможно, некоторых из них можно репатриировать, скажем, младенцев, которых еще не успела отравить лживая еврейская идеология. Можно было бы очистить их, воспитать в арийском духе. Акт милосердия.

— Я понимаю, о чем вы, и меня тоже посещали подобные мысли, но, к сожалению, они такие же враги рейха, как и их родители. Это у них в крови. У них нет выбора. Еврей всегда останется евреем, ни больше ни меньше. Их нужно истребить.

— Вы правы, но как насчет маленьких детей, трех, четырех, пяти лет? Они могли бы работать на заводах, чистить трубы, забираться в технику — их пальцы достают до тех мест, куда не пролезет взрослая рука. Это простая экономия. Я терпеть не могу напрасных трат.