Оуэн Дэмпси - Найдите Ребекку

Когда они стали старше, то начали договариваться о встречах с помощью писем, написанных на их собственном языке, непонятном отцу Кристофера. Их окружали языки. К двенадцати годам Кристофер бегло говорил по-немецки и по-английски и мог понимать разговоры на французском и даже на джерсийском. Пробелы в немецком Ребекка компенсировала французским. Но их язык отличался от всех. Гунд де визне бин Львиной Гриве риф означало встречу на Львиной Гриве в четыре часа, цифра писалась по-немецки, но задом наперед. Этот язык понимали только они, а о его существовании, кроме них, знала лишь Александра. Они дали названия всем скалам и мысам и назначали там встречи: у Львиной Гривы, у Плато Бабочек или у Разъяренной Лошади. При встрече они принимались нести тарабарщину, словно их язык существовал на самом деле, и хохотали над смешными звуками и недоумевающими взглядами тех, кто в тот момент был с ними, — Александры, или Перси Говарда, или его брата Тома.

У них всегда находились товарищи для игр.

Наступил 1934 год. Кристоферу было пятнадцать. Когда он пришел из школы, Ребекка сидела за кухонным столом. В этом не было ничего необычного. Но на этот раз все-таки все было иначе. На левой щеке у нее виднелась огромная ссадина, и она плакала. Отец Кристофера сидел рядом с ней, с окаменевшим от мрачного гнева лицом. Кристоферу был знаком этот гнев, он чувствовал его, когда Ребекку бил отец. Он сел возле нее. Ему хотелось ее утешить. Он даже почувствовал укол зависти, что первым ее увидел отец, а не он.

— Ребекка пришла полчаса назад, — по-английски прошептал отец Кристофера. — Мы отмыли ее, но она по-прежнему очень расстроена. Почти ничего не рассказывает.

— Я больше не могу там жить, — сказала она. — Я ухожу. Я больше не могу жить с ними.

— О чем ты? — ответил Кристофер. — Ты не можешь уехать. Куда ты поедешь?

— Я не могу там жить, не с ним, не с ними. — Она уронила голову на руки.

— Погоди. Что случилось вчера вечером? С чего все началось? — спрашивал отец Кристофера, положив руку ей на затылок.

— Что он сделал на этот раз, Ребекка? — спросил Кристофер.

Она подняла голову с покрасневшими глазами. Смахнула с лица волосы и откинулась на спинку стула.

— Можно стакан воды?

— Конечно. Алекс, пожалуйста, дай ей стакан воды.

— Да, отец, — ответила Александра. Ребекка взяла стакан и сделала маленький глоток.

— Отец хочет, чтобы я ушла из школы. Чтобы нашла работу. — Она держала стакан обеими руками и снова поднесла его ко рту.

— Что сказала твоя мама? — спросил Кристофер.

— Согласилась с ним. Говорит, нам нужны деньги.

— Может, ей стоит самой подыскать работу… — заметил Кристофер.

— Она не работала с тех пор, как закрылась текстильная фабрика, — Ребекка понизила голос до шепота. — Сейчас она почти не выходит из дома.

— Она пыталась остановить отца, когда он тебя бил? — спросил Кристофер.

— Сначала да. Но он сказал, так будет лучше для меня.

— Больно? — спросила Алекс.

— Нет, я уже почти не чувствую синяков.

На несколько секунд повисло молчание. Никто не знал, что сказать.

— Красивая прическа, — заметила Алекс.

— Ее мне сделала мама, как в детстве, хотя ничего хорошего у нее не получилось. Я решила все переделать, когда услышала, что она идет в ванную, а потом раздался какой-то грохот.

— Что случилось? Она опять была пьяна?

Ребекка кивнула.

— Мне захотелось просто убежать из дома и прийти сюда или в любое другое место. Но я должна была помочь ей, хоть и не хотела этого делать. Все-таки это моя мама.

— Конечно, — ответил отец Кристофера.

Кристофер попытался вспомнить свою маму. Это было непросто.

— Как она?

— В порядке, просто несколько порезов и синяков. Я подняла ее, смыла кровь и грязь и уложила спать. Потом пришел папа. Он обвинил меня в том, что случилось. — Она умолкла. На несколько секунд повисло молчание, потом она продолжила: — Никогда не видела его таким злым. Он схватил из камина кочергу и бросился ко мне.

— Что… Что он?..

— Дай ей закончить, Кристофер, — вмешался отец.

— Он ударил меня по руке, и я упала на пол. Он стоял надо мной и собирался снова ударить кочергой, но я подобрала кусок угля и бросила ему в лицо.

Кристофер сжимал ее руку. Алекс плакала, ее всхлипы слышались в абсолютной тишине вечера.

Ребекка, казалось, не обращала на них внимания.

— Он размахнулся кочергой и пообещал, что преподаст мне урок, который я никогда не забуду, а потом я увидела у него за спиной маму, с его ружьем в руках. Она сказала, что, если он прикоснется ко мне, это будет последнее, что он сделает в своей жизни.