Тони Моррисон - Любовь [litres]

«Выпускное совещание» директор назначил на пятницу, и когда он перенес его на понедельник, то есть на четыре дня раньше, Джуниор решила, что он будет обсуждать с ней присуждение приза за успеваемость или вакансию на работу. В свои пятнадцать она могла покинуть колонию, искупив все грехи, которые привели ее сюда, и вернуться в семью, ни один из членов которой ни разу не навестил ее за все долгие три года. Но у нее не было намерения возвращаться к своим. Колония спасла ее от них. Ей хотелось увидеть мир за пределами Поселения: тот, который она видела по телевизору, о котором ей так много рассказывали новые обитательницы колонии. И страстное желание выйти на волю могло бы предотвратить любой ее случайный проступок. Этого просто не могло бы случиться из-за ее всем известного прилежного поведения. Но все равно комитет отказался ей поверить, отдав предпочтение директору и методисту, которому уж точно было все известно.

«Выпускное совещание» началось прекрасно. Директор, расслабившись и пустившись в долгий рассказ, рисовал радужные картины развития колонии и будущего Джуниор. Он подошел к раздвижным дверям небольшого балкона и пригласил ее последовать за ним, полюбоваться видом старых деревьев вокруг. Облокотившись на перила, он предложил ей сделать то же самое, потом поздравил с окончанием школы и попросил приезжать в гости почаще. Он был сама любезность. С улыбкой заметил, что перед отъездом ей бы неплохо подстричься. «У тебя такие красивые волосы – как буйный лес». Он дотронулся до них и ласково потрепал ее по голове, а потом, прижавшись к ней, сильно надавил ей на темя. У Джуниор подкосились ноги, она упала на колени, а когда директор распустил ремень и расстегнул ширинку, она обеими руками обхватила его колени сзади и, перегнув его тело через перила, швырнула вниз. Он пролетел один этаж. Всего лишь один! Методист, заметивший его падение и подбежавший к нему на помощь, видел и его распущенный ремень, и расстегнутую ширинку. Но его версия, аккуратно им изложенная так, чтобы спасти свою должность, выгораживала директора, который-де был в полном замешательстве и недоумении, как любой другой, кто мог бы стать жертвой «необъяснимого возмутительного поведения» образцовой, как считалось, воспитанницы. Комитет, оскорбившись тем, что Джуниор в свое оправдание употребила выражение «полизать ему», быстро изменил ее статус – из воспитанницы на заключенную – в наказание за акт насилия, вызвавший единодушное осуждение.

В последующие три года Джуниор много чему научилась. Если раньше у нее иногда и возникало опасение, что колония может сломать ей всю жизнь, это опасение испарилось. Исправительная школа, а потом тюрьма, отточили ее инстинкты. В колонии время не тратится, оно закладывается, и каждая минута рассчитывается заранее. Что делать в следующие полчаса, в следующие десять минут. Семь минут закладываются на подравнивание ногтей, двадцать – на мытье головы. Полторы минуты – на перебежку из спортзала в аудиторию. На игры – полтора часа. Два часа – на просмотр телевизора перед отбоем. И впустую пролетающие годы сна, когда ты чутко чуешь присутствие чужих тел рядом. Вопреки распространенному мнению, в суматохе ежедневных дел что-то планировать – это роковая ошибка. Просто будь всегда начеку. И быстро считывай: жесты, взгляды, губы, интонации, движения – намерения. Лови момент, хватай свой шанс. Это – твое! И если повезет – и ты окажешься у раскрытого кошелька, окна или двери, ВПЕРЕД! Это – твое! Все твое. Удача падает с неба, но богатство ты зарабатываешь сама. И ее Добряк был с этим согласен. Она уже давно поняла: ему нравилось следить за ее победами.

Они узнали друг друга сразу, в первый же вечер, когда он взглянул на нее с портрета. А познакомились они во сне. Без предисловий, без условий, без упреков – он просто поднял ее и усадил себе на плечи и так пронес через сад с зелеными яблоками. И когда она пробудилась в светлой холодной комнате, ее согревала теплота этого сна, а не одеяла. Приняв горячую ванну (наконец-то!), она торопливо взбежала вверх по ступенькам: ей хотелось, чтобы новая хозяйка убедилась в ее пунктуальности, но главное – чтобы увидеть хоть краешек плеч ее Добряка. Хид сидела в кровати, и макушка ее головы едва не касалась позолоченной рамы картины. Джуниор сообщила, что не собирается ехать на автобусную станцию за вещами и готова носить одежду, которая на ней сейчас, пока не заработает на новую. Тогда Хид отправила ее в кладовку, где висел красный костюм в пластиковом чехле. Он был уродливый и огромный, но Джуниор поймала себя на мысли, что ей не терпится раздеться в спальне Хид, у него на глазах.