Александр Брежнев - Софринский тарантас

На какой-то миг его даже охватила злость. Захотелось вдруг громко, на весь зал предложить ей, чтобы она сняла чулки — и это, по его мнению, есть одно из лучших народных средств, чтобы успокоиться и прийти в себя. Но затем передумал.

Все с той же завидной невозмутимостью она продолжала смотреть на него.

— Ты пойдешь со мной?.. — спросила она. — Мне пора.

Подозвав официантку, он расплатился.

За окном кафе хотя изредка, но все так же то замирали, то вновь появлялись огоньки. Он посетовал на то, что так и не смог ей купить приличных духов.

Нервы сдавали, и, чтобы хоть как-то выправить положение, он в гардеробе, подавая ей шубу, тихо сказал:

— Извини, что-то странное происходит со мной… — и добавил: — Я думаю, все пройдет.

Оценив его великодушие, она, прищурив глаза, засмеялась:

— Надеюсь, ты не откажешься быть моим другом… Ты будешь звонить мне по вечерам и говорить спокойной ночи…

Он посмотрел на нее с жалостью. Красноречие его мигом куда-то исчезло. Он вдруг потерял все: и самообладание, и силу, и красоту. Понял, что любит ее пуще прежнего. Не поднимая глаз, вежливо, как в первый день знакомства, спросил ее:

— Мы увидимся с тобой еще раз?

— Все зависит от тебя, — улыбнулась она.

Лисья шапка в сумеречном свете очень шла ей. И руки ее были сказочно привлекательны. А губы манили к себе, как и прежде. Она прежняя, неповторимая и красивая стоит перед ним. Ему захотелось прямо здесь ее и обнять. Но она отстранила его.

— Я спешу… До свидания…

— Я провожу тебя… — испуганно вздрогнул он.

Музыка в кафе смолкла.

Она быстро поднималась по лестнице к выходу.

«Что это ей взбрело в голову?» — подумал он в растерянности и, несколько секунд постояв, пришлось пропустить перед собой ватагу опьяневших молодых офицеров, спешащих в гардероб, торопливо пошагал вслед за ней.

Выйдя на улицу, замер. Ее нигде не было. Он начал звать ее. Но никто не отзывался. Он начал останавливать одиноких прохожих и спрашивать их, не видели ли они случайно молодой женщины в искусственной шубе и новой лисьей шапке. Те, сочувствуя ему, отвечали «нет».

Наконец после двухчасовых поисков он вновь подошел к кафе и, не заходя в него, сел рядом с входом на снег.

Он вертел в руках шапку, смотрел на снег, на выходящих из кафе людей и шептал одну и ту же фразу:

— Как жаль, что я не смог с ней по-настоящему объясниться…

Смеркалось. И все так же шел снег. Только под ногами теперь были не лужи, а настоящий лед.

В пятницу Миша улетал в Читу. Не дожидаясь своих книг, он развозил стихи по стране. Он читал их с горячечным русским азартом, собирая толпы народа, он пел их в походах, вагонах, в солдатских блиндажах, он тайно шептал их другу, а если не было никого, он мысленно повторял их, и цельный слог освежал и бодрил его, вел за собой.

Билет был у него в кармане. И, встретившись с ним во вторник, я решил заранее проводить его. Миновав две улочки, пролегающие параллельно его дому, мы вышли на жаркий проспект. Толчея на нем была неимоверная. В основном люд был приезжим, из соседних областей. И почти всем нужна была школьная форма для ребенка, колбаса, конфеты в коробках, кофе, колготки, тетради, чай, самоклеящиеся обои, резина для авто и прочий дефицит. Люди точно помешанные, то и дело глазея на витрины и вывески, страшно неорганизованно кружились.

— Пожар не пожар… — вздохнул, глядя на все это, Мишка и, вытирая пот со лба, добавил: — Кошмар какой-то, не знаю, как тебе, но мне стыдно. Так можно всю жизнь проискать продукты и где-нибудь в поезде умереть, уткнув лицо в узелок с продуктами.

Он был чувствительный малый, на два года моложе меня. Высокий, лицом и фигурой всегда стремящийся вперед, он поражал всех настойчивостью. Он не любил лгать. Он не любил людей, в душе которых был мрак. Честность и правда были его идеалами.

— Мать честная!.. — воскликнул вдруг он. — Ты посмотри, опять Арон перегородил людской поток… — и ухватил меня за руку. — Айда к нему, сфотографируемся.

Посмотрев в ту сторону, куда он указал, я улыбнулся. Высокий бородатый парень со смоляными кучерявыми волосами, увешанный тремя фотоаппаратами производства «Япан», стоял у огромного автомобиля-броневика фирмы «Фиат» дореволюционного образца и предлагал иногородцам сфотографироваться на цветное фото фирмы «Кодак».

— Две фотки — червонец, на фоне железного коня… — кричала в мегафон его худенькая напарница в желтых шортах, сидящая на крохотном стульчике у стенда с фотообразцами. — Мало того, скорость гарантирована, через час фотографии будут у вас…