Александр Бушков - Темнота в солнечный день

С государственными точно так же. Широкая советская общественность представления не имела, когда именно намечено достроить БАМ, – об этом ни словечка не было ни в газетах, ни в телевизоре, несмотря на всю шумиху вокруг Байкало-Амурской магистрали. А вот Митя, так уж получилось, знал точные сроки. Как-то с телеграммой ожидал секретаршу в приемной одного серьезного завода, куда приезжал не впервые. И от нечего делать запустил глаз в документы у нее на столе. В одном была указана точная дата начала и конца строительства. И на документе стояло «Секретно» – хотя содержания он был самого, на Митин взгляд, пустякового. Вот вам и государственная тайна, расскажи кому – уголовная ответственность, как значилось в той подписке, что он дал три года назад…

– Ну а если уж что-то насчет Маринки – вообще могила, – сказал Митя твердо.

– Ну вот, чтоб ты знал… У Маринки в Миусске был не то чтобы друг, не то чтобы любовник – возлюбленный. Именно так, самый настоящий возлюбленный, хотя в жизни это словечко и не в ходу. Очень уж высокопарно звучит, да. Но слово не употребляют, а понятие есть. Короче говоря, Маринка в него была влюблена по уши, дружили по-взрослому больше года, собирались пожениться, уже наметили, когда пойдут заявление подавать, – и тут она на мотоцикле влетела… Тогда еще и разговора не было, что ее могут попробовать вылечить, считали, что ослепла навсегда…

Он швырнул окурок под ноги, сердито затоптал и тут же сунул в рот новую сигарету. В приступе мгновенного озарения Митя выдохнул:

– И этот хорь слинял!

– Угадал, – сказал Акимыч, зло кривя губы. – Слинял… (и употребил прилагательное и существительное, которые в устах заслуженного учителя РСФСР, пусть и пребывавшего сейчас не на рабочем места, звучали крайне некультурно). Слинял почти сразу же. Причем, падло такое, слинял хитро. Запудрил ей мозги обстоятельно и красиво: мол, он страшно ребенка хотел, для него ребенок – мечта всей жизни, да и Маринка хотела… но какой теперь может быть ребенок? Очень уж у ребенка была бы несчастная жизнь со слепой мамой. Очень убедительно ей всё это изложил, подробненько так… Сердце у него, мол, кровью обливается, но вынужден он уйти в туман: ребенка хочется страшно, а ему уж под тридцать…

– Она поверила? – помрачнев, спросил Митя.

– Поверила. Да и многие поверили. Хотя многие и не верили. Ты сам миусский, знаешь, что это, по большому счету, маленькая деревня… Кто-то его знал плохо, а кто-то – хорошо… Мы вот с Олегом – это Маринкин батя – ни хрена не поверили. Мать тоже. Попробовала с Маринкой поговорить по душам, да где там… Маринка другое твердила, что он – человек очень благородный и поступать иначе просто не мог, она понимает… Какой там ребенок… Он так и не женился, точно знаю.

– А что за хорь?

– Да бывают такие, встречал, может… Человек приличный, солидный, с хорошей репутацией, гнили на нем не видно… до первого серьезного жизненного излома, когда гниль как раз себя и проявит. Инженер, ударник коммунистического труда, облико морале на высоте, характеристика, как у Штирлица в СД… Папа – шишка в горкоме партии… а впрочем, это к делу отношения не имеет, гнили у любого найтись может немало, неважно, кто он тем… В общем, ситуация насквозь понятная: красавица жена его весьма бы устраивала, а вот слепая красавица жена ему явно была не нужна категорически. Да и родня, начиная с мамочки, начала оравой зудеть в уши, чтоб не вздумал нянькой при слепой жене становиться. Вот он и соскочил, причем, сволочь, надо признать, изящно. Не просто слинял, а красивое романтическое обоснование подвел…

Митя произнес смачную тираду слов из десяти, среди которых цензурных как-то не имелось, даже предлогов не было.

– Вот именно, – сказал Акимыч. – Оно самое и есть…

– Так она что, не допёрла?

– Пацан ты еще, Дмитрий… Ну хотя бы в книгах читал, что влюбленную – или там влюбленного – хрен переубедишь? Если она свой предмет лучшим в мире сокровищем считает?

– Читал, – буркнул Митя.

– Ну вот. А книги частенько многое из жизни берут… Маринка, когда вышла из больницы, резанула себе вены. Сглупа, сгоряча – не вдоль по вене полоснула, а поперек, а в этом случае порез быстро затягивается, уж я-то в ранах разбираюсь… Да и не планировала ничего – схватила в ванной отцовскую бритву и полоснула. Отец с матерью дома были, когда вбежали, она уже бритву бросила, сидела на полу и плакала.

– А потом?

– Суп с котом… Успокоилась понемногу, свыклась, что жить ей теперь такой, одной… Встретиться с этим хорем не пыталась, а он, сам понимаешь, и близко не появлялся. Теперь ясно, что она пережила? И чего я боюсь? Что если такое второй раз повторится – я про варианты будущего с твоим участием, – для нее это будет… Слов не подберу. Вот, наверно, из-за этой истории я на тебя поначалу так и оскалился, когда ты обозначился возле Маринки. Да и сейчас отношение к тебе, в отличие от точки зрения, переменилось мало. Кое-как успокоилась девчонка, привыкла к вечной темноте, стала в новой жизни осваиваться… а тут ты нарисовался, и начался индийский фильм, третья серия… Дмитрий… – произнес он чуть ли не просительно. – Теперь, когда все знаешь… Может, все же убьешься? Ради Маринки?