Александр Бушков - Темнота в солнечный день

И непонятно каким образом оказался на земле – не особенно ушибившись, впрочем, – как всякому мотоциклисту, помог опыт падений.

Бородатый отошел на пару шагов, явно демонстрируя, что поединок продолжать не намерен, спокойно закурил. Троица поднималась на ноги – не столько сконфуженная – не первый раз в драках с ног сбивали, как и они супостата, – сколько малость ошарашенная. Очень уж молниеносно все произошло.

– Вот сволочь, – беззлобно сказал Батуала, покрутив головой. – Это ж надо, какой верткий…

– Развлеклись называется, – фыркнул Сенька, отряхиваясь.

– Это что за фокусы? – полюбопытствовал Доцент, доставая очки из футляра.

– Боевое самбо, – любезно объяснил бородатый. – Ка-мэ-эс. Хобби такое еще со школы. Ну что, перекурим спокойно ситуацию?

Они тоже вытащили сигареты. Батуала, привыкший оставлять за собой последнее слово, сказал нейтральным тоном:

– Вообще-то любому ка-мэ-эсу можно поленом сзади дернуть по тыкве, а потом попинать как следует…

– Парни, неужели вы такие дешевые, что поленом сзади можете?

– Да не то чтобы… – сказала Батуала.

– Ага. Это чтобы я не подумал, что вы меня испугались?

– Ну что-то вроде.

– Да ладно, – сказал бородатый. – Зуб даю, нисколечко не думаю, что вы меня испугались. Любого, хоть олимпийского чемпиона, при желании и умении уработать можно, а я и не чемпион ни с какого боку… Ну что, нормальный разговор пошел? Я так понял по некоторым репликам, что морду мне бить вы и не собирались вовсе? Так, поразвлечься решили – авось клиент в штаны написает…

– Догадался? – хмыкнул Доцент.

– Да я сам такой же был не так уж и давно, – усмехнулся бородатый. – В точности как вы. Рассказать – до утра хватит… Понимаете, парни… Будь у вас на уме махаловка, вы бы сейчас так мирно не стояли, а непременно поперли бы на меня с матами, штакеты искать бы начали… Да и в засаду бы сели поддавши, а вы трезвехонькие… Все правильно угадываю?

– Правильно, – усмехнулся Батуала. – Вот что значит творческая интеллигенция – четко мозги работают… Ну, выстебнуться хотели. Кто ж знал, что ты такой. По нулям, а?

– По нулям, – охотно согласился бородатый. – Только одна поправочка, КМС – кандидат в мастера спорта, очень для меня принципиальная… Против определения «творческий человек» ничего не имею, потому что он я и есть. А вот слово «интеллигент» для меня оскорбительное. Я не интеллигент, у меня профессия есть. Вы уж учтите, пожалуйста.

– Учесть-то учтем. А почему так? – с любопытством спросил Доцент.

– Да долго объяснять… – махнул рукой художник. – Ну что, я так понял, схватки боевые закончились? А если вспомнить не такую уж давнюю свою хулиганскую молодость… Может, мне, чтобы все было по-джентльменски, через лабаз прописаться?

– Через что?

– А, да… Это сейчас у вас «ларь», а у нашего поколения был «лабаз».

– Правильно мыслишь, творческий человек, – сказал Доцент. – Если никуда не спешишь, может, прямо сейчас и пропишешься? Ларь в двух шагах, туда сегодня «Агалину» завезли, хорошее винишко…

– Без проблем, – сказал художник.

Не прошло и пятнадцати минут, как они вернулись к дому с охапкой пузырей и кульком конфет. Батуала отдал свою ношу Сеньке, спустился по лестнице к подвальной двери и поискал по карманам ключ. Доцент пояснил художнику:

– Мы тебе сейчас местную достопримечательность покажем. На случай ядерной войны. А пока ее нет, мы тут частенько кучкуемся. Если не шуметь особо, никто не гоняет, к тому же первый этаж нежилой, там телеателье, сам, наверное, видел?

– Ага. Раз даже Тане помогал туда телевизор относить. Точнее, сам героически допер.

Доцент хмыкнул:

– Ну, она тебя, надо полагать, за героизм вознаградила… Вот, любуйся!

Художник присвистнул:

– Бункер…

Батуала уже зажег все три лампы под потолком. Зрелище в самом деле было примечательное. Большой зал, размером примерно в треть подвала, был сплошь уставлен двухэтажными лежанками, крашенными в защитный цвет. Года полтора назад откуда-то сверху – никто не интересовался, откуда именно, – упала кампания: оборудовать в подвалах (конечно, не только в этом) бомбоубежища. То ли действительно на случай ядерной войны, то ли ждали подвоха от китайцев. Лично для себя троица давно решила: если, не дай бог, и в самом деле выйдет какая-нибудь херня и над городом понесутся чужие бомбардировщики, сюда их под автоматом не загонишь, залягут под деревьями в Диком Лесу, авось пронесет. Того, кто оказался бы на верхнем лежаке, от бетонного потолка отделяли бы сантиметров пятнадцать, не больше. Мало удовольствия – лежать там, пялиться в потолок и слушать, как свистят бомбы. А уж если дом рухнет – вообще хана. Лучше уж концы отдать на вольном воздухе. А в общем, в третью мировую войну никто из них как-то не верил – да все, кого они знали, полагали эту затею с карикатурой на бомбоубежища очередной блажью, неизвестно кем придуманной – то ли руководящей и направляющей, то ли несокрушимой и легендарной.