Александр Бушков - Темнота в солнечный день

– Да здравствуют заслуженные учителя РСФСР! – фыркнул Митя. – А с чего он так взъелся? Жалко, что ли? Ну ладно, приревновал бы, но тут ведь не тот расклад…

– Ага, – сказал Каскадер. – Расклад тут совершенно другой. Они с Маринкиным дядькой воевали вместе в батальонной разведке. Кто-то кого-то от немецкого снаряда грудью заслонил, кто-то кого-то двадцать километров на себе волок под носом у эсэсовского полка… Такое что-то, в общем. Старые кенты. Дядька к нему в Миусск в отпуск каждый год ездит, и он к дядьке. Так что Маринку дядька с пеленок знает. Вот и беспокоится, как бы ты ее чем не обидел…

Митя досадливо поморщился:

– Вот как ему, ударнику народного образования, объяснить, что и в мыслях нет ее обидеть?

– А вот уж не знаю, – пожал плечами Каскадер. – Тут уж сам думай. Да ладно, что он вам сделает… Ничего.

– Сам знаю. Неприятно просто, когда таращатся так, будто дай им волю – хреном по голове убили бы…

– Да ладно. Ради такой девочки можно и перетерпеть. Подумаешь, таращится… В общем, Доцент, я тебя душевно поздравляю. Самому бы такую найти, так нет, вечно на всяких лядешек выносит… Да, Доцент, ты меня тоже поздравь. Вот и получится по нулям – я тебе буду завидовать, а ты мне. Короче, я «Спорта́» купил наконец. На фабрике кредит дали. Позавчера пригнал, попробовал уже – зве-ерь.

– Поздравляю, – искренне сказал Митя. – Дашь катнуться? Разок? Ты ж меня знаешь, я осторожно…

– О чем базар. Чего для старого кента с «Танкодрома» не сделаешь? Ну, я погнал. Тебя до остановки подбросить?

– Да нет, я пешочком, – сказал Митя. – Два шага тут…

– Ну, бывай!

Каскадер сорвался с места в хорошем темпе, метров пять пролетел на заднем колесе, задрав переднее. Перед воротами, правда, скорость сбавил и на дорогу выехал, как самый дисциплинированный водитель. Ага, буквально сразу же в том же направлении проехал Дракон Дорожный – Каскадеру, как любому, явно не хотелось лишний раз связываться…

Митя подумал, что «по нулям» все же не получилось – перевес за ним. «Спорта» он и сам давно мог купить, точно так же взяв кредит. «Иж-Спорт» – машина отличная, зверь зверем, но Митя о ней если и мечтал, то чисто теоретически. Это Каскадер – чистый рокер, а для их троицы мотоцикл был в первую очередь рабочей лошадкой – в точности как для старорежимного крестьянина, который арабского скакуна и даром бы не взял, ни к чему арабский скакун в крестьянском хозяйстве… Прокатиться, конечно, неплохо (и прокатить кое-кого), но – не более того… Разумеется, Митя думал о мотоцикле, а не о мифическом крестьянине – вряд ли тому пришла бы в голову барская забава покататься на кровном рысаке.

…Операция по отлову мастера кисти, теперь уже каждый день, по точным данным разведки, объявлявшегося у них во дворе, была спланирована и продумана. Уже минут сорок они сидели на скамейке прямо напротив припаркованного у стены дома зеленого «Москвича». Все обговорено: ни всерьез цепляться, ни тем более залезать в торец никто не будет: так, развлечения ради легонько проверить на прочность, посмотреть, чем дышит, и, если приглянется, прописать через винный отдел ближайшего ларя. В конце-то концов претензий касаемо Таньки ни у кого из троих не было – чужой человек, сосуществует где-то рядом, и ладно…

Пока еще не опустились сумерки, они прекрасно видели, что иные проходившие соседи поглядывали на них чуточку удивленно – и тогда ухмылялись про себя. Все понятно: сегодня троица себя вела крайне необычно по сравнению со стандартными вечерами. Не жарили на гитаре во всю ивановскую, песен не пели, бутылочное пиво из горла не хлебали, вообще не шумели. Сидели, сразу видно, трезвые, лениво болтали о всякой чепухе, а временами травили анекдоты. Прошествовавший мимо Карпухин вида не показал, но не мог не быть удивлен столь примерным поведением красы и гордости местной шпаны.

Сумерки давно сгустились, повсюду в окнах загорелся свет – но два окна Танькиной квартиры на третьем этаже оставались темными. Что не могло не вызвать циничных ухмылочек – там определенно происходило нечто, не имевшее никакого отношения ни к живописи, ни к изящным искусствам вообще. Везло Таньке – родители уже год как строили в Африке для местных что-то жутко индустриальное, позволившее бы тем сигануть с пальмы прямо в развитой социализм (как обещал намедни по телевизору товарищ Брежнев, шамкая и пришепетывая, да вдобавок с величайшим трудом одолевши слово «индустриализация» – но одолел все-таки, молодца). Вот Танька и радовалась жизни одна-одинешенька в трехкомнатной квартире. Правда, соблюдая максимум приличий и конспирации: специфика дома была в том, что практически все его жители черт-те сколько лет работали в одном стройуправлении и походили на что-то вроде большой семьи или маленькой пятиэтажной деревни. Стройуправление для них этот дом и построило, перевезя сюда и дочернюю контору из Миусска (Митину мать в том числе). Так что все друг друга знали-приятельствовали (были, конечно, и несколько бытовых врагов) и за моральным обликом молодого поколения следили сообща, по зову сердца, так сказать. Так что вечеринки с сокурсниками и здешними подружками Танька устраивала вполне приличные, без грохота музыки на весь двор и прочих излишеств нехороших разных. Прекрасно понимала, в какой деревне живет и какой ворох компромата в случае чего ее родителям могут выложить по их возвращении доброжелатели. И с личной жизнью шифровалась старательно. В том, что роль таковой уже второй месяц играет виртуоз кисти, троица уже не сомневалась (как и вся кодла), но и тут конспирация блюлась строгая.