Александр Бушков - Темнота в солнечный день

– Утро доброе, Константин Акимыч, – вежливейше раскланялся Митя, смутно помнивший, что моральный кодекс строителя коммунизма требует проявлять уважение к старшим, тем более ветеранам войны и труда. Откровенно говоря, что там еще требует кодекс, он не помнил вовсе – не комсомолец, чай.

– И тебе не болеть, – буркнул завуч.

Определенно хотел сказать что-то еще, вряд ли приветливое, наверняка крайне наоборот – но покосился на похмельного электрика и явно решил, что не стоит его посвящать в некоторые местные тайны.

– Случилось что-нибудь? – светским тоном осведомился Митя. – Я только собрался кофеек наладить, смотрю, света нет.

– Кофеек… – проворчал Акимыч. – Аристократ…

– Да какой же аристократ? – с простецкой улыбкой спросил Митя. – Кофе в зернах, уже обжаренных, в любом магазине лежит по четыре пятьдесят за кило. Тут не аристократизм, а все для удобства советского человека… Нет, правда, когда свет будет?

– Когда? – мрачно спросил Акимыч местного Афоню.

– Да щас вот… – проворчал тот. – Только эту хреновину на место поставлю.

– И не забудьте к хреновине кандибобер прихерачить, – заботливо посоветовал Митя.

– Иди гуляй, студент, – проворчал злой на всю вселенную электрик. – Народный контроль нашелся…

Делать тут было больше нечего, и Митя вернулся в квартиру. Марина уже сидела в постели. Видеть его, конечно, не видела, но тихие шаги безусловно расслышала и повернула лицо прямо к нему. Лицо у нее было довольное и безмятежное – похоже, ни о чем сожалеть не собиралась.

– Свет чинят, – сказал Митя. – Я тебе хотел кофейку сделать, смотрю – все вырублено… Ага!

На кухне загорелась лампочка, которую он, уходя, не выключил.

– Ну вот, – сказал он весело, подошел и поцеловал ее в щеку. – Сейчас кофе будем пить.

– Подай халатик, пожалуйста. Не помню, куда его вчера бросила…

Митя огляделся, поднял халатик со столика с магнитофоном, подал ей и спросил:

– Отвернуться?

– Да теперь уже и смешно как-то… – Марина не могла видеть его улыбки, но улыбнулась в ответ тоже не без лукавства.

И исчезла за дверью совмещенного санузла. Когда вернулась, Митя хозяйничал вовсю: проворно мастерил бутерброды из сыра, колбасы и чуть зачерствевшего батона, бдительно оглядываясь на закипавший кофейник.

– Как раз вовремя, – сказал он, снимая с горелки кофейник. – Все готово. Вот тут бутерброды, тут, соответственно, кофе. Только что вскипел, ты осторожнее… Мариш, вопрос можно? Если я что-то не то ляпну, ты так и скажи… У тебя в холодильнике только всякая мелочь для бутербродов. Ты где вообще ешь?

– Здесь столовая, без выходных работает, – сказала Марина и бледно улыбнулась. – Специфика местная, сам понимаешь. Вот только кормят там…

– Как в любой советской столовой, – понятливо закончил Митя. – Ну, значит, так… Поставлю-ка я тебя на снабжение… Здесь кулинария есть?

– Ага. Только такая же унылая…

– Ничего, это мы поправим, – сказал Митя. – Найдутся кулинарии и получше. В чем еще один плюс почтарской работы? Назубок знаешь все кулинарии, магазины, хорошие пельменные и тому подобное. А когда привозишь телеграмму в какую-нибудь богатую контору, можно и в тамошнюю кулинарию зарулить – пропусков же нет, а народу куча, всех в лицо не упомнишь… В общем, считай, что у тебя теперь есть персональный ОРС. Красивая девушка и питаться должна красиво.

– Митя, ну зачем?

– Я тебе любовник или кто? – серьезно спросил Митя. – Ну, как в школе – отвечай полным ответом.

– Любовник, – сказала Марина с улыбкой, после которой захотелось немедленно унести ее в постель.

– Ну вот. А потому давай без жеманства. Это еще половина планов. Выберу время и приеду к тебе с натуральным цыпленком табака. Собственного изготовления. Оценишь мои способности и в этой области.

– А ты умеешь? – с неподдельным интересом спросила Марина.

– Да много чего я умею, – сказал Митя. – Жизнь заставила. Я ж тебе говорил как-то, что мать года два с половиной назад замуж вышла и к законному супругу перебралась? – он засмеялся. – До сих пор не вполне привык. Ты представляешь, по сорок пять обоим, а роман крутили, как молодые – в кино ходили, по проспекту вечером гуляли, в кафе сидели. На танцы, правда, не ходили. Смешно чуточку.

– А что тут смешного? – серьезно сказала Марина. – Сорок пять – какие это года? Жить да жить…

– Да я понимаю. И все равно, как-то это чуточку… В общем, живут они недалеко, в двух шагах, на нашей же улице. Мать приходит раза два в неделю, главным образом братику что-нибудь сготовить – он же малышечка, аж на пять лет меня моложе. Ну, конечно, и меня не забывает. Но все равно не то. Я и раньше кое-что умел, а потом и вовсе развернулся. Пироги, пельмени, жареха всякая… От бабушки кулинарная книга осталась, большущая такая…