Владимир Нестеренко - Дорога на плаху

— У меня мальчик, — счастливо сообщила Евгения, — а у тебя?

— Тоже мальчик. Я родила раньше тебя, почти без болей, и уже кормила грудью.

— Скоро принесут моего. Он сейчас в инкубатории, для укрепления.

— Все правильно, — подтвердила Елена, — лежи и набирайся сил.

— Да-да, — согласилась Евгения, поудобнее устраиваясь под одеялом, и через несколько минут погрузилась в спокойную дрему.

Проснулась она от детского плача. Это второй раз принесли на кормление малыша Елены.

— А где же мой? — спросила она медсестру.

— Я сейчас скажу доктору, что вы проснулись, — сказала сестра и ушла.

Она долго не приходила. Евгения заволновалась. За окном давно начался день, и ее мама с папой с минуты на минуту появятся в роддоме за известиями, а она еще не кормила сына. Сестра все не шла. Евгения встала и отправилась разыскивать врача. В коридоре пусто. Она прошла в комнату, где лежали младенцы, увидела бирочку на кроватке со своей фамилией. Рассердившись на персонал, она осторожно подошла к кроватке и взяла младенца, личико которого прикрыто простынкой, торопливо выбежала в коридор и вернулась в палату.

— Вот и мы! — радостно сообщила Евгения, — сейчас покормлю моего Толеньку, — она присела на кровать, откинула уголок простыни, скрывающей личико. И о, ужас! У младенца не был прорезан левый глаз, лоб заострен, как шило, вместо носа ровная плоть с крошечными дырочками. В страхе Евгения быстро развернула младенца. На правой ручке нет пальчиков. Евгения вскрикнула. Быстро уложив ребенка на кровать, схватила подушку и с силой прижала к его лицу. В дверях мелькнула перепуганная медсестра.

— Кузнецова, — крикнула она, — не смейте!

Евгения, истерически рыдая, всем телом навалилась на подушку, ухватившись руками за боковины кровати, почувствовала, как ее пытаются оторвать от постели, выдернуть из-под нее младенца-урода. Она слышала возбужденные крики рожениц. Ее приподнимали, тогда она с силой лягнула кого-то ногой, недаром в школе ходила в секцию кунг-фу. Но ее снова стали отдирать от кровати, но снова последовал удар ногой. Ей надо продержаться не меньше двух минут, он жить не будет, как не будет жить и она.

Переполох в палате нарастал. Вбежал хирург, он с силой ударил по правой руке Евгению, но сразу оторвать от подушки не смог и стал заламывать руку. Борьба продолжалась, секунды шли. Наконец он перевернул женщину на спину, схватил младенца. По выражению лица хирурга Евгения поняла, что ее крошка-урод не дышит. Детоубийца больше не плакала.

— Что вы наделали?! — воскликнул мужчина.

Собрав все силы, Евгения стремительно вскочила, и не успел хирург что-либо сообразить, как она бросилась к окну. Ударом кулака она разнесла стекло, с силой чиркнула запястьем по хищно торчавшим острым осколкам, вспоров вены. Кровь ударила фонтаном.

Палата потонула в жутком женском визге.

Хирург, оставив труп младенца, бросился к Евгении, но она встретила его ударом ноги в живот.

— Не трогайте меня! Я не хочу жить!

Кровь окрасила пол и стала растекаться. Кто-то бежал к ней. Евгения здоровой рукой вырвала из окна острый длинный осколок, сжала его как смертоносный клинок гладиатора.

— Не подходите никто, дайте умереть! — выкрикнула она, и почувствовала, как у нее подкашиваются ноги. Она стала оседать на пол, упираясь спиной о стену, размахивая из стороны в сторону своим смертоносным лезвием. Последнее, что она запомнила: перекошенное от ужаса лицо отца.

Генерал Климов ехал в длительную командировку в Красноярск с удовольствием по двум причинам. Первая, у него там осела дочь, выйдя замуж за местного инженера. Дочь собиралась рожать, и он ей будет хорошей опорой. Во-вторых, почти родные места, где он начинал свою карьеру. Сегодня Алена родила. Он непременно поедет и поздравит ее с сыном, а себя с внуком. Лишь потом позвонит жене.

Алена вышла в вестибюль без сына, чем-то взбудораженная. С радостью приняла букет роз, поцеловала отца, обвив его шею руками, и они уселись на кушетку. Поговорили о младенце, о ее самочувствии.

— Все хорошо у меня, папа, все прекрасно. Я здорова, Петюньчик мой весит три семьсот, бутуз крепенький, слава Богу, — прижимаясь к отцу, говорила счастливая мать. — Отлежим положенное и — домой. Как жаль, что мама далеко.

— Она прилетит на твою выписку, хочешь?

— Ой, папа. Это же главный подарок.

— Устроим пир на весь мир! — сказал Сергей Петрович, — но, я смотрю, ты чем-то расстроена, я бы сказал, взбудоражена.