Михаил Захарин - Приговоренный к пожизненному. Книга, написанная шариковой ручкой

Эти пять суток оказались не такими уж и сложными, как я их себе представлял. Больше всего меня тяготило безделье. Мозг скучал, на меня накатывала тоска. И это досаждало мне больше всего. Тогда я начал понимать, насколько узок и мал мой внутренний мир без сотен прочитанных книг, без стихов и знаний, без привычки размышлять и излагать мысль на бумаге…

Я понял, что интересному человеку не должно быть скучно наедине с собой. И я начал над собой работать, если так можно выразиться. Именно карцер, да и в целом сама тюрьма, с огромным переизбытком свободного времени, разбудила во мне тягу к чтению, к знаниям, к самообразовательному процессу, позволяющему расширить кругозор и сделать себя глубже. Я стал заказывать книги. Художественные, исторические, публицистику, литературу по психологии, словари, стихи et cetera. Читал всё подряд, без разбору, так как собственных предпочтений в мире книг еще не заимел. Внимал всем рекомендациям литературных критиков. Спрашивал у других, что почитать. Самые популярные произведения среди арестантов — это «Граф Монте-Кристо» и неизменная «Каторга» В. Пикуля. «Ты что, не читал „Каторгу “Пикуля?! Обязательно найди и почитай!» — не преминул воскликнуть каждый, как будто он уже причастился к литературному шедевру и ему открылась истина.

Читал, что-то конспектировал, заучивал новые слова, их определения, этимологию. Учил стихи наизусть. Выписывал их на бумагу, когда не удавалось пронести книгу в карцер, и там учил, зубрил. Мозг кипел от запоминания больших стихотворений, новых слов, новых текстов. Время летело быстро. Карцерная пустота и сопряженные с этим местом неудобства практически не беспокоили меня. Я нашел способ преодолевать нелегкие бытовые условия карцера. Я начал углублять себя, приобретать знания, полезные навыки и привычки, помимо того, что научился терпеть боль и выживать в экстремальных условиях.

Все это было частью одного большого опыта. Мне было двадцать четыре года. Я был молод, силен, нетерпелив, энергичен. Теперь мне захотелось получать знания, впитывать, запоминать, заполнять внутреннюю экзистенциальную пустоту. Мне хотелось жить, но жить хотелось осознанно, взвешенно, разумно. Быть интеллигентным хоть в чем-нибудь. И я работал над собой.

Я не нуждаюсь ни в сожалении, ни в сочувствии. Слова поддержки всегда приятны, но не они являются моей целью. О коммерческом успехе книги (если из моих писаний вообще выйдет книга) я даже не заикаюсь. Наградой за мои старания будет то, что я смог оставить в ваших умах особое впечатление, заставить задуматься, сделать вывод. Как минимум, наградой мне будет то, что я услышан. И чтобы вы имели подробное представление о страшном тупике человеческой жизни, я продолжу, приложу усилия и продолжу начатый рассказ.

Прошло много месяцев, прежде чем началось ознакомление с материалами уголовного дела. За это время я сменил много сокамерников. Все они были разными людьми: хитрыми, подлыми, умными, глупыми, порядочными и не очень. Были сильные и слабые, никчемные пассажиры, встречались интересные, импонирующие люди и одиозные, омерзительные, отталкивающие недолюди. Большинство находилось в одной камере со мной с определенной целью: наблюдать за мной, выманивать различными способами информацию и докладывать, провоцировать на конфликт, смотреть на реакцию, склонять к дезорганизации и другим незаконным действиям et cetera. С грубиянами я был груб. С хитрецами я вел себя аккуратно, играя с ними в игру мнимой искренности и изображая «рубаху-парня», понимая, что каждое мое слово и настроение доносится до оперов, которые планируют дальнейшую тактику моей разработки.

Но были и порядочные, весьма неплохие люди, которых, к сожалению, меньшинство. От каждого из них я взял что-то полезное, нужное, отдавая что-то взамен. Я не разделял и не разделяю людей на «масти» и их принадлежность к какой-то идеологической группе. Стараюсь смотреть на их поведение, поступки, отношения. В тюрьме в людях разбираться проще. В замкнутом пространстве, находясь двадцать четыре часа в сутки на виду, очень сложно что-то утаить; сущность человека проявит себя рано или поздно. Каждая мелочь в камере бросается в глаза, фальшь видна как на ладони. Взгляд, жест, поза, оговорочка по Фрейду, несоответствие между вербальными и невербальными сигналами — все это считывается подсознательно и выносится вердикт: лжет или не лжет, верить ему или нет. Среди «красных» есть порядочные люди, равно как среди «черных» — негодяи. Неправильно будет разделить людей на категории и группы и оценивать каждого по принадлежности к ней. Всегда есть исключения. И будут. Дуализм тут не прокатит. Разделение мира на черное и белое мешает нам быть объективными, непредвзятыми, честными самим с собой. Именно поэтому я не скажу, что порядочные люди мне попадались лишь из числа арестантов, относящих себя к «черным». Я бы солгал, если бы взялся утверждать такое.