Михаил Захарин - Приговоренный к пожизненному. Книга, написанная шариковой ручкой

Спокойно, не волнуясь, я разъяснил им историю происхождения этого острого предмета и его необходимость для моей жизни.

Меня равнодушно выслушали и увели в камеру. Они, люди в серой (тогда еще серой) форме, живут другой жизнью, где нет необходимости запасаться мойками и прятать заточки в трусы только для того, чтобы выжить. Они стоят на границе двух миров — свободного и несвободного, — поднимая и опуская шлагбаум, пропуская через себя потоки антисоциального и криминального элемента, людей, которые ошиблись, которых подставили или которые живут преступлением, людей, которые борются за свою жизнь, свободу, судьбу. Они — мусора — каждый вечер возвращаются к своим подругам или женам, к горячему борщу и котлетам. Они смотрят тупые программы по телевизору и верят всему, что говорят в новостях, попивая свое теплое пиво с фисташками. Они засыпают и просыпаются в теплых постелях. Приходят на работу, принимают и выпускают подозреваемых, обыскивают их, находят у них острые предметы, бритвочки, чеки с героином. Расписываются в журналах дежурств и возвращаются к себе домой, к горячему борщу… Тоска.

А рядом с ними, у них под носом, идет борьба за жизнь, за себя, за будущее. Бурлят страсти сопротивления и натиск следствия, жестокость и обман, ложь и провокации, пытки и убийства. Всё ради протоколов, бумажных дел, папок, в которых скрываются судьбы живых людей. Вряд ли люди в форме имеют представление, как выживать в страшном мире, который они охраняют. Как важна порой бывает арестанту заточка, как важно иногда вовремя вскрыть себе вены или выпустить кишки наружу. Всё для того, чтобы выжить, выждать, продержаться. Сделать плохо себе сейчас, чтобы не было хуже потом. Эта жизнь — хождение по лезвию бритвы, по самому кончику острия, по тонкому льду. Эта жизнь не скучна, нет! Эта жизнь полна жизни.

В ИВС я пробыл десять суток. Врача для снятия побоев мне не предоставили. Синяки и травмы тихонько заживали, лишь кончики пальцев ничего не чувствовали. Ссадины от наручников на запястьях стали черными. Перебитые нервы на кистях рук восстанавливались около восьми месяцев. Зрение поврежденного глаза — три месяца. Кровоподтек на белке сошел за месяц. Ребра и кости восстановились быстро. Страх не ушел никуда. Каждый день я чего-то ждал, ждал, что за мной приедут и снова увезут ломать меня, мою жизнь. Тревога не оставляла меня никогда, она была моим постоянным неприятным спутником.

Меня посещал Слава, мой товарищ и адвокат. Мы шептались в кабинете, напичканном прослушкой. Анализировали ситуацию, работали, выстраивали тактику выживания, как процессуальную, так и физическую. В ИВС я наконец выспался, перевел немного дух, успокоился, если это можно было назвать успокоением. Мне даже удалось прочитать при тусклом свете детективчик под названием «Стилет» какого-то американского автора.

Ко мне подсаживали и убирали людей. Кто-то уезжал на избрание меры пресечения и не возвращался. Оставался на свободе. В основном это были неинтересные личности: алкоголики, молодые наркоманы, старые рецидивисты. И вот в один прекрасный день меня позвали с вещами и опера увезли меня в СИЗО № 1 города Иркутска, где, я был уверен, меня ожидали очередные неприятности.

За месяц моего отсутствия тюрьма никак не изменилась. Все тот же мрак, грязь, вонь, всё те же одиозные лица. От бетонного пола и стен тянет холодом. От людей — злобой и равнодушием. Это последнее место на этой маленькой планете, в котором хотелось бы оказаться человеку.

Меня обыскали и закрыли в одном из тех же малюсеньких боксиков без света, в которых вечно воняет мочой (потому что дежурному плевать на просьбы арестантов сводить их в туалет). Стоя в темноте, всматриваясь в щелочку света, я внимательно впитывал все долетавшие из коридора звуки, готов был уловить и почувствовать малейшую вибрацию опасности в этом затхлом воздухе.

Вдруг я услышал знакомый голос. Прямо перед глазком появился опер, который крутил меня на признание, пугая петушатником. Именно из его камеры, от его козлов я уезжал в Тулун. Он с кем-то разговаривал, и, совпадение это или нет, но этот «кто-то» оказался как раз одним из тех козлов, с которыми я сидел. Я напряг слух, когда услышал свою фамилию.

Опер: «Захарина, кстати, привезли».

Козел: «И чё, опустили его в Тулуне?»

Опер: «Не, чё-то у них там не срослось, но подкинули его там жестко. Говорят, поломали не по-детски. Я его еще сам не видел. Он где-то здесь сейчас».