Робин Шнайдер - Начало всего

У меня все внутри перевернулось, когда я осознал, что она пытается мне сказать. Машина. Та, которая не остановилась на стоп-знаке и влетела в бок моему «Родстеру».

– Нет, – выдохнул я, придавленный всей тяжестью открытой мне тайны. Нахлынули воспоминания о том вечере: удар от столкновения и тошнотворное ощущение, как все, чего ты желал, и все, что имел, выскальзывает из протянутых рук. Я получил разгадку, но той тайны, которую разгадывать не хотел.

Мы сидели, душимые правдой. Не злясь, не расстраиваясь, погрузившись в совместную и разделенную печаль. И как бы мне ни хотелось истошно прокричать миру с крыш о своей трагедии, отпустить прошлое, вернуться в тихую гавань, дать погаснуть свету своему и прочее в столь же негероическом духе, о чем не сочиняют стихи, я этого не сделал.

– Когда ты об этом узнала? – выдавил я.

– Днем перед танцами. Когда ты позвонил мне из цветочного магазина.

– «Вольво Волан-де-Морт», – вспомнил я.

Вот, значит, что случилось. Пара деталей об аварии, о которых я раньше не упоминал, и Кэссиди решила держаться от меня как можно подальше. Она бежала не от меня, она бежала от того, что обязана была посмотреть мне в глаза и сказать, кто сидел за рулем того черного внедорожника, который не остановился у знака «стоп».

– Он сказал нам, что врезался в дерево. – Кэссиди покачала головой. – Родители взбесились, но поверили ему. Я вернулась в Бэрроуз. Брату было плохо – он жаловался на панические атаки, – и он остался дома. Я подумала, что он оттягивает возвращение в университет. Есть ужасная шутка, что студенты с медицинского всегда думают, будто смертельно больны. Брат, зная ее, ни о чем не говорил, чтобы не стать посмешищем. Однако из-за аварии у него произошла эмболия и оторвавшийся тромб попал в сердце. Четыре дня спустя родители, вернувшись домой, нашли его мертвым.

Кэссиди сжала мою ладонь и посмотрела в глаза, словно прося прощения. Я не знал, за что именно.

Я думал о том, как ее брат умирал в том доме. Странно, но дом Кэссиди всегда казался мне каким-то мрачным и призрачным. Неудивительно, что она никогда не приводила меня туда.

– Мне очень жаль, – тихо сказал я.

Кэссиди пожала плечами, ведь, насколько я знаю, ученым еще только предстоит найти подходящую реакцию на слова «мне жаль».

– Я одного не понимаю, – снова заговорила она. – Почему он не сказал, что врезался в другую машину? Может, он был настолько не в себе, что и правда принял тебя за дерево.

– Или, может, в меня врезался не он, – предположил я, сам не смея в это надеяться. – В Иствуде полно черных внедорожников.

– Эзра, – мягко упрекнула меня Кэссиди, как неразумного ребенка. – Пятничный вечер перед балом, около десяти? По дороге между Терис-Блафс и Бэк-Бэем? Это был он. Родителям я сказать не смогла. Никому не сказала, кроме тебя.

Она печально улыбнулась и снова сжала мою ладонь. У меня защемило сердце.

– Я рад, что ты сказала об этом мне. Так будет лучше. Мы – две стороны одной и той же трагической монеты. Нас словно связали вместе еще до нашей встречи.

– Нет, – жестко отрезала Кэссиди. – Совсем наоборот. Неужели ты не понимаешь? Мы никогда не сможем быть вместе. Глядя на тебя, я вижу Оуэна. Вижу его мертвым. Смотрю на твою вытянутую ногу и вижу, как он таранит твой автомобиль. И как, по-твоему, мне представить тебя родителям? Парня, из-за которого их умерший сын охроме… извини, пострадал. Мы не можем быть вместе. Никогда.

Я некоторое время обдумывал ее слова, слепо глядя на висевшие на дальней стене часы в индустриальном стиле. Затем провел рукой по волосам и перевел взгляд на Кэссиди. Я страстно желал ее обнять, но знал, что нельзя. Возможно, в душе я уже понимал: тянуться к ней – все равно что отталкивать ее. Возможно, я уже догадался: на нас не действуют законы тяготения и с Кэссиди всегда сила действия равна силе противодействия.

– Мне бы хотелось, чтобы у меня в этом вопросе тоже было право выбора. И ты позволила бы мне решать, что делать, – наконец произнес я. – Случившееся ничего не меняет. Я по-прежнему скучаю по тебе и хочу тебя вернуть. Нам вместе хорошо, и расставание из-за того, чего никто из нас не делал, будет само по себе трагедией. Мне кажется, у всех есть своя трагедия. И с учетом всего произошедшего за это время я рад, что моей трагедией стала эта автомобильная авария. Сложись все иначе, я не подал бы заявления в университеты восточного побережья и не вступил бы в дискуссионный клуб. Потому что я бы не встретил тебя.