Робин Шнайдер - Начало всего

На неделе Тоби дважды собирал команду по дебатам на практические занятия. Во вторник мы упражнялись парами, и мне в партнеры досталась Фиби. Кэссиди выступала судьей, сидя со скрещенными ногами на учительском столе мисс Уэнг и вертя в пальцах бахрому шарфа.

Тоби накануне как раз учил меня, как следить за течением дискуссии, делая нужные пометки, поэтому в руках я держал лист с таблицей и стрелками. Я чувствовал себя как на экзамене. И только Фиби скрасила неприятные ощущения. Я думал, она разгромит меня в пух и прах, а оказалось, что диспутант из нее поразительно никудышный и что она успела принять участие лишь в одном турнире. После заключительных выступлений мы протянули Кэссиди наши записи и пошли смотреть шкафчик с призами, расположенный в задней части класса.

Самые впечатляющие награды были довольно старыми – наследие учеников, давно закончивших школу. Ранее чемпионская команда превратилась в кружок людей, жаждавших скорее не славы, а развлечений, а их кабинет – в местечко для тусовки ботаников и хитрованов. Не представляю, чтобы такое случилось с нашей командой по теннису… да и любой другой спортивной командой. «Будешь радоваться жизни, если выиграешь», – любил говорить мой отец, как будто такие вещи можно контролировать.

– Тут есть недавние награды? – спросил я Фиби, кивнув на шкафчик.

– Парочка есть. Та смехотворно мелкая получена Тоби. Наградная табличка – Сэмом и Люком. Они неплохо дискутируют, пока Сэм не начинает толкать республиканские идеи. – Она рассмеялась. – А тебе, знаешь ли, удивительно здорово даются публичные выступления.

– Ага, подача у тебя что надо, а вот записи никуда не годятся, – заметила Кэссиди, слезая со стола мисс Уэнг и возвращая наши листы. Мой был весь в каракулях, тогда как у Фиби было всего несколько пометок. – А у тебя все наоборот, – продолжала Кэссиди, хмуро глядя на Фиби. – Схема дискуссии хороша, а речь – неубедительна. Давайте посмотрим, как у вас двоих пойдет другая тема.

Мы тренировались до половины пятого. Потом Остину надо было идти на подготовительный курс, а мне – на физиотерапию. Только я, конечно, сказал, что иду к зубному. Стыдиться мне было нечего, но само слово «терапия» звучало довольно неприятно, словно для нормального функционирования я нуждался в профессиональной врачебной помощи.

Хорошо хоть, это была просто физическая терапия, а не сеансы психотерапии, которые навязали мне в больнице после аварии в качестве посттравматической психологической помощи. Я терпеть их не мог. К счастью, они сводились всего лишь к одному визиту раз в месяц. И принимал меня доктор Коэн – по-моему, самый долбанутый клинический психолог. С такими белыми зубами, что они у него, наверное, светятся в темноте.

В общем, я нехотя поехал в медицинский центр, где час позанимался на велотренажере и «бегущей дорожке», слушая примеры дебатов, которые Тоби дал мне в аудиоформате, и стараясь не думать о Кэссиди. Она вела себя так, будто не расстраивалась из-за своего участия в команде по дебатам, и я никак не мог понять: ее первоначальный взрыв ярости – просто слишком бурная реакция от неожиданности или она теперь скрывает свою злость?

Может, как сказал Тоби, Кэссиди действительно непредсказуема? Как-то не верилось. Ведь каждый вечер около одиннадцати по другую сторону парка Мэдоу-бридж, в спальне Кэссиди гас свет и фонарик, мигая, передавал одно и то же сообщение. «Привет. Привет, привет». И больше ничего. Как начало незавершенной беседы, которую мне не хватало духу взять в собственные руки.

И каждую ночь я ложился, тщетно ожидая продолжения нашего перемигивания светом. Кэссиди оставляла меня желать большего и мечтать о том, что будет, если я это «большее» когда-нибудь получу.

ТУРНИР ПРОХОДИЛ в Школе творческих и исполнительских искусств Сан-Диего. Школьные сооружения были построены в миссионерском стиле: куда ни глянь – одни белые арки да мозаичный пол. На парковке так и чудилось, что я вот-вот услышу шум прибоя.

Мы опаздывали из-за пробок на дороге и едва успевали переодеться. Мне с Кэссиди и Фиби пришлось спешно переодеваться в туалете, а остальные члены команды понеслись регистрироваться.

Весь кампус лихорадило от энергии множества учеников в деловых костюмах и форме частных школ. Мы прошли мимо двух парней, везущих пять коробок, установленных в три яруса и стянутых веревкой, а потом – мимо девушки, вещающей что-то на кирпичной стене. Царившая здесь атмосфера отчаянных и запоздалых приготовлений напоминала мне утро, когда я сдавал экзамены.