Знаю, знаю.
Это так по-американски, так тупо, обычно и недоверчиво идти в Старбакс в городе, битком набитом очаровательными кофейнями, как новыми и модными, так и классическими с цинковыми прилавками, венскими стульями и официантами в белых фартуках. Старбакс не может быть частью чьей-то прекрасной романтической парижской жизни. Это правда. Да. Но, знаете, в таких настоящих французских кофейнях, как правило, нет розеток для ноутбука, и они обычно не приветствуют долгого засиживания над кофе, объемом от petite до très petite. В Старбаксе продают кофе гигантских объемов, и им будет все равно, если вы переедете сюда навсегда. Парижские подростки приходят в Старбакс, чтобы есть блины, странно, но во Франции в Старбаксе продаются блины, и целоваться. Часто мы с моим ноутбуком сидели в кресле напротив такого же кресла с обнимающимися французскими школьниками: девочки всегда были с типичными для француженок длинными блестящими волосами, а мальчики – худыми и модными, и у обоих было очень скучное выражение лица, так как они самозабвенно и беспрерывно целовались.
Когда я уставала от работы, я шла гулять по местам, где еще не была раньше. Каждым новым местом могла стать либо маленькая улочка, либо целый район, кладбище, музей, парк или магазин. Я хотела понемногу за каждый раз исследовать город, без спешки. Зима – потрясающее время для прогулок по Парижу, когда туристов совсем мало, и город просто занят своими делами. Я гуляла по большим бульварам и узким переулкам. Как-то я шла в кино на «Потомков» и проходила мимо обледеневшего канала Сен-Мартэн, когда снег падал с очень низких облаков. Я бродила под оголенными ветвями в саду Тюильри и вокруг большого фонтана в Люксембургском саду, и вода в фонтане замерзла так, будто это была каскадная ледяная люстра. Во время зимних распродаж я копалась в куче уцененного женского белья в Printemps, хотя мне было не для кого его надевать. Я восхищалась торжественным видом Пантеона и витражной драгоценной шкатулкой, которая находится в часовне Сен-Шапель. Наблюдала, как белые облака моего дыхания рассеиваются в величественном нефе парижского собора Notre-Dame. Я была у могил Жан-Поля Сартра, Симоны де Бовуар, Сьюзен Сонтаг, Маргарет Дюрас, Виктора Гюго, Марии Кюри. Я поднялась на купол базилики Сакр-Кер. Я заглянула в темные чугунные семейные часовни, загнивающие среди могил на кладбище Пер-Лашез. Я гуляла по туннелям катакомб. Париж кажется неплохим местом для мертвых – по крайней мере, точно с хорошей компанией.
В Париже я делала все то же самое, что полагается туристам, но не спеша, в своем темпе, руководствуясь только своими интересами. Я разглядывала людей, витрины, здания, смотрела на небо, на тротуары и на собачье дерьмо на тротуарах, которого было в большом количестве. Я смотрела на реку. Однажды ночью я увидела, как две гигантские крысы радостно прыгнули в мусорное ведро на мосту Мари, пискнув что-то напоследок. Постоянно что-либо замечать – это как защита от скуки. Мне нравится, что я одна и что мне не нужно превращать все, что я вижу, в разговор, пытаться подбирать слова и выражать свое мнение на что-либо. Дни, проведенные в одиночку, не зависят от настроений, желаний и предпочтений других людей. Кроме того, мне не нужно ставить под угрозу собственные желания, потому что они не влияют ни на кого, кроме меня.
Поскольку Франция – это родина кулинарных гениев, я очень много ела. И, поскольку я была одна, я ела все, что хотела и когда хотела. Жареная курица на поздний завтрак? Конечно. Тарт-татен с красным вином на ужин? Почему бы и нет? Я испробовала все boulangeries и patisseries и побывала во всех враждующих между собой забегаловках с фалафелем в моем районе. Нашла, наконец, силы, чтобы отведать пирог волхвов, весь наполненный внутри марципаном. Открыла в себе любовь к бретонскому масляному пирогу, который называется kouign amann (хороший бонус: он продавался в магазине самообслуживания, так что мне не пришлось ни с кем разговаривать). Через реку находился гастрономический зал в Le Bon Marche , где я восхищалась сыром, оливками, тонкими ломтиками прошутто и йогуртовым отделом, который представлял собой платонический идеал йогуртового отдела. Даже суп, который я купила в Monoprix и подогрела на своей плите, был гораздо вкуснее, чем имел на это право.
У меня, как у резидента Cité , было удостоверение личности, благодаря которому я могла бесплатно посещать почти все музеи – по сезонному абонементу через служебный вход, где, помимо всего прочего, никогда не было очередей. Я могла пройти через пару галерей Орсе, вернуться в другой день и посмотреть еще несколько, а потом прийти позже еще раз. В один дождливый день я сидела абсолютно одна в Оранжери и смотрела на водяные лилии Моне, которые в этот момент принадлежали только мне и никому больше.
Читать дальше