Один из них спросил как зовут. Эшхар ответил, хотя не различил вопрошавшего. Ему даже почудилось, что голос принадлежит загробному духу. Тот, что прислуживал, стал разносить угощение, пересек гребенку лучей и на миг, покрывшись множеством полосок света, показался весь, а затем вновь исчез в темноте. Установилась тишина, потом послышался шумок оживления и какой-то шепот, но слов Эшхар не разобрал. Стоял и терпеливо ждал. Перед глазами кружились пылинки.
Наконец, спросили, чего ему от них надо.
Сказал, что есть у него вопрос, да не знает ответа. Они-то, старцы, конечно, смогут ему помочь. Он и сам понимает, что египетская вера — пустое, нет у евреев Ба и Ка, кои приходят забрать душу человека, но не дает ему покоя вопрос: существует ли на свете загробная жизнь, а еще — повторяется ли судьба человека в той, новой жизни или нет?
Все были поражены. Он чувствовал это сквозь тишину и мрак. Вдруг ему стало неловко. Был уверен, что они только и отвечают дни напролет на такие вопросы. Ведь они же мудрецы, для них это обычное дело. А оказывается — не так.
Спросили удивленно: может, какая-то тяжба его сюда привела; может, отняли у него силой овцу, или пропала одежда, или пища из шатра, или хозяин стада не отмерил ему мзду? Он стыдливо ответил, что ничего такого. Они смущенно пошептались между собой, а потом другой голос спросил из полутьмы, зачем он спрашивает о таком и только ли эту заботу носит в душе. Не только эту, сказал. Вот, подругу его, Байту, из семейства Ицхара, помолвили с другим, и теперь он хочет знать, только ли в нынешней жизни суждено встретиться ему с ней, или можно подождать до какой-то будущей, в которой, возможно, все будет по справедливости, и он, Эшхар, получит Байту в жены.
Мощный раскат смеха, вырвавшийся из их глоток, застал его врасплох. Вначале захохотал один, за ним — остальные. До хрипа, до удушья смеялись они, склоняясь лицами к блюдцам, что держали перед собой, бороды тряслись, слезы текли из усталых, старческих глаз. Многое довелось им услышать в этом шатре, но такого… Да от кого! — От щенка, в котором нет еще ничего мужского. Какую-то пизду у него забрали, а он уже нате вам, бежит судиться с Господом.
Эшхар повернулся и выскочил из шатра. Стремглав понесся через весь стан — туда, туда, к самому Моше, — и слезы ярости и унижения текли по его щекам. Он повидает Моше. Расскажет ему об этих зловредных стариках. Уж Моше-то рассудит.
Перед входом в большой шатер сидел Иехошуа. Лицо его было светлое и полное, как луна, а обрамлявшие это лицо локоны напоминали двух стражей. Чист он был на удивление, одежды белые, и взирал на тощего, нечистого Эшхара, на лице которого были размазаны слезы и пыль, с легким пренебрежением. — Что привело тебя к нам? — спросил он, едва заметно подчеркивая: к нам. Эшхар ответил, что желает видеть Моше. Иехошуа взглянул на него с показной терпимостью, которая была не чем иным, как нетерпимостью. — Слышь, малец, сейчас-то мы отдыхаем, — сказал он. — А ежели мы отдыхаем, то не приведи Бог кому заходить. А потом у нас еще дела. Так что — завтра либо послезавтра. А лучше поведай-ка, малый, что там у тебя, мне, преничтожному Иехошуа. Авось Иехошуа-то и поможет.
Поток слов сорвался с уст Эшхара — невнятный, клокочущий, — из которого всего-то и понял Иехошуа: Ицхар, Байта, старцы, калым, справедливость, справедливость и справедливость. Глянул Иехошуа на Эшхара, тонкая, почти незаметная усмешка тронула его холодные губы — глаза оставались невыразительными, — и молвил:
— Мы чудеса творим. Справедливость — не нашенское это дело.
Сказал и встал, и его крупное, белое, как луна, лицо сразу заслонило Эшхару все остальное. На какой-то миг ему захотелось трахнуть кулаком по этому наглому лицу — и не посмел, но Иехошуа, как видно, хорошо понял, что на душе у мальчишки; с победным видом он слегка приоткрыл губы и процедил: ступай-ка, малый, к старцам. Они там целыми днями только тем и заняты, что правду-матку ищут. Бороды друг у друга рвут — авось, правда у кого в бороде затерялась. Проситель сто раз придет да уйдет, а они все правды для него не найдут. И ступай-ка, малый, шевели ногами, а то вишь, сколь столпилось тут бездельников вроде тебя, худо им придется, коли не смотаются немедля. Еще разбудят нас. Ну-ка, давай, давай, двигай отсюдова поживее!
Достигнув жилищ Ицхара, Эшхар чуть задержался подле кувшина с водой, висящего у входа в один из шатров, обмыл лицо, сделал несколько больших глотков. Не от кого ждать помощи. Никого у него нет… Вот взять — и овладеть Байтой. Да так, по-мужски, насильно — и станет она его и не смогут тогда выдать ее за Завди — ни за что.
Читать дальше