Антон Евтушенко - Симптом страха

— У него было много нерастраченной энергии великого романтика, — подхватил свою излюбленную тему Глеб, выпадая из оцепенения «дудочного заклинания».

— Да, он любил музыку, живопись, поэзию, — в тон Глебу ответил Шпигель, — в восемнадцать много уделял внимания архитектуре, днями напролёт гулял по Вене. Но что-то надломилось в человеке — и превратился он из романтика в фашиста.

— Ничего не надломилось, — возразил Глеб. — Если доводить романтизм до логического конца, он неизменно приведёт к фашизму. Что и случилось. А откуда вы знаете?

— Про Гитлера?

— Про книгу.

— Её принёс мне сын моей племянницы. Вообще он обожает подводную археологию и даже обзавёлся по такому случаю снаряжением для дайвинга, но в последнее время его увлекли наземные раскопки мест военных действий. Это у него что-то вроде практики при институте.

— Где он нашёл это? В Изборцах?

— Изборцы — это же под Гатчиной? — будто бы сам у себя спросил Шпигель. — Боря жаловался, что интересного копа в Гатчине мало. Только кость и ржавчина. Не уверен, но думаю, книгу он слимонил у какого-нибудь коллекционера вещей Третьего рейха. У него в институтских друзьях таких много водится.

— С институтскими корешками он и обстряпывал свои делишки?

— Не знаю, — со скучающим видом ответил Шпигель. — По душам не лялякали, а с кем корешиться — сугубо его дело. Знаю только зависал он на Маркизах 56 56 среди местных название части Финского залива близ устья Невы до острова Котлин. , брал машину у Савелия — они вместе торгуют на «блошке», раз или два в неделю притаскивал чего-нибудь из морской тематики для магазина, я что-то брал по мелочи, но чаще отказывался: неинтересно. Как-то раз на мелководье он повредил редуктор для акваланга и потребовал у меня денег на ремонт или замену. Я отказал. После этого он перебрался в Жилгородок, комнату снимал там у какого-то пенса за две копейки, пытался экономить, чтобы подсобрать на новый аппарат. Нашёл ещё одну работу в Петергофе, не знаю — кем, но график у него был сменный: сутки-трое. Вот тогда-то у него возник интерес к копательству на суше. Приобрёл лопату, сказал, она дешевле нового редуктора. И так же дважды в неделю пытался сбыть мне дребедень: то монеты притащит, то черепки, то гильзы. В общем, один хлам. Приволок за между прочим и эту книгу, сказал презрительно: глянь книжатинку, это по твоей части. Я поглядел и ахнул про себя. Думаю, чувак у которого он это сбондил, до сих пор не знает, чьему перу принадлежат стихи и какова цена книги на чёрном рынке. Ну, разумеется, и Боря этого не знал. Чувствовал по его интонации, если собьёт с меня пятёрку или даже трёху, будет безмерно счастлив. Я его и осчастливил. Хотя, может, наговариваю на пацана: может, не украл, нашёл случайно.

— Случайно?

— Бывает и так, — пожал плечами Шпигель. — Книга прекрасно сохранилась, следовательно могла быть замурована в стену дома или спрятана на чердаке. Знаешь, сколько в окрестностях Петербурга таких стен и чердаков? Немчура же здесь три года блокаду держала. Судя по всему, это было личной вещью одного из офицеров Вермахта в составе блокадного кольца. После прорыва в 43-м, часть немцев оставили на осаде города, которая продолжалась ещё год, а часть — в спешке переправили на восток, усиливать позиции своих под Сталинградом перед решающей битвой. Полагаю, этот офицер покидал насиженное место вместе с восточным эшелоном в спешке, наверно, их рейхскомандиры им пели в уши, что они вернутся в блокадное кольцо в ближайшем времени и таки возьмут город на Неве. Поэтому он не стал брать с собой личные вещи, а спрятал их от сослуживцев в каком-нибудь тайнике. Но исход Сталинградской битвы изменил ход войны. Для фашистского режима и его союзников это стало началом большого конца. Наверно, офицера под Сталинградом положили или, во всяком случае, в блокадное кольцо он вернулся. Вполне может, так оно и было. Это лишь версия.

— Значит, по вашей версии, эта книга не может оказаться новоделом?

Шпигель развенчал миф раньше, чем Глеб додумал свою мысль.

— Не новодел, точно. Ничего экстремистского в ней нет. Обычный тамиздат, ветром судеб задутый ещё в СССР.

— Как тогда книга попала в Изборцы?

— Да очень просто. Книгу твоя подруга видела с карандашными пометами. Эти пометки собственной рукой делал я. Следишь за мыслью?

— Нет.

— Ты не очень-то сообразителен даже для пушистого гэбья, — презрительно фыркнул Шпигель. — Хватка у тебя явно не чекистская.