Иван Булах - Деревенская околица. Рассказы о деревне

Но это полдела. Собрав баян, Мастер его долго разыгрывал. Обычно они брали на постой студентов музыкальных училищ и школ, и те вместо оплаты за жильё должны были днями по очереди на нём играть. Через два-три месяца Мастер разбирал баян, «доводил его до ума», настраивал, переклёпывал язычки.

Про отделку и говорить не стоит, это особая статья. Отличительной чертой заказных: по белой пуговке-клавише чёрный ободок и наоборот. Мастера не торопились и делали на совесть, и честь свою берегли. Конечный атрибут, личное клеймо Мастера.

Хоть и зарабатывали они по тем временам неплохо, но до Страдивари, Амати и Гварнери им было далеко, но по мастерству они не уступали. То, что им платила фабрика, было жалкой подачкой, поэтому каждый из них хитрил. За отведённый срок делали не один, а пару баянов. Но сделать такой баян полдела, труднее сбыть. Всех Мастеров денно и нощно пасли «стукачи». Но это не беда. Через третьих лиц искали состоятельных покупателей, которые тоже были не в накладе, так как цена у Мастера была намного ниже — он обходил фабрику-нахлебницу.

***

Паша попытался сам выйти на Мастера, да не тут-то было. Пришлось обратиться к Мишке Сидоркину, уж он-то знал, где, что и как. Для Мастеров он был свой человек, а за посредничество имел свой процент. За риск. Ясно, что своих покупателей он долго проверял, наводил справки, чтоб не налететь на «подсадную утку», и даже убедившись, что всё чисто, тайно челночил между Мастером и покупателем. И при любом сомнении, проворачивал через третье подставное лицо, выдавая его за Мастера.

Когда Паша обратился к нему, он напрямую спросил:

— Ясно. Я тебе помогаю, а ты потом слиняешь, так?

И так же напрямую ему ответил Паша:

— А как ты думаешь? Неужели я столько учился, чтобы ошиваться на толкучке? Я сейчас вкалываю на стройке, только чтобы меня из общаги не выкинули, а это значит, моим пальцам скоро будет хана. И ещё я вечерами подрабатываю на мебельной фабрике баянистом и худруком. Верчусь. Мне нужен заказной баян.

Мишка стал что-то плести о сложностях, но Паша перебил:

— Да ты не темни. Лучше помоги. Даю слово: я ещё три месяца буду работать, даже если достану баян. Чтобы домой уехать, нужны деньги. Но свою долю я с тебя три месяца брать не буду.

Тогда Паша решил ускорить события и особо не мудрил. Он просто перестал ходить на толкучку и «случайно» играть на «коммерческой» музыке. И рассчитал очень точно. В первые же базарные дни половина инструментов была не продана. В понедельник Мишка сам разыскал его. Всё решилось — согласился.

— Чёрт с тобой. Завтра идём к Мастеру. Но помни наш уговор: сам сказал, что три месяца играешь «за так». Идёт?

И вот настал день, когда они поехали в старую часть города к Мастеру Николаю Фомичу. Паша даже попал в святая святых, в мастерскую. Оборудована она была основательно, наподобие маленького цеха при заводе. Сверлильные и шлифовальные станочки, тисочки и игрушечные наковаленки, как у Левши. Даже была небольшая муфельная печь для плавки цветного металла. Целая стена выдвижных ящиков, где лежали заготовки, детали и материал. Фабрика держала марку, поставляла по высшему разряду, вплоть до серебра, позолоты, всё это в особых стальных сейфах.

Инструмента всякого и разного — глаза разбегаются. Мастерская просторная, светлая и безукоризненно чистая. На полках лежат начатые заготовки будущих баянов и гармоний. Сушатся, выдерживают свой срок. Тут даже воздух пропитан необыкновенными запахами краски, лака, кожи и дерева.

Заказной баян паша купил, заплатил даже не торгуясь, а через три месяца поехал в родную Медведку к бабушке и мамане.

***

Погостил дома после Тулы, одарил подарками мамку и дорогую бабушку Катю и подался в город, искать своё счастье. А счастье — это же, как лотерейный билет. Куда ни сунется, требуют документы. Что окончил? Какой стаж? А что он может предъявить, своё жиденькое свидетельство курсов имени Крупской, да и то заочных. Кадровики его в упор не видят. Проходи, дорогой!

Помыкался, время идёт, деньги на исходе. Ехать домой, в Медведку, стыдно. Жил он на квартире у хороших знакомых, нахлебником быть не хотелось, и решил удариться по ресторанам.

Решил работать в ресторане. А это особый мир высокого парения тела, души и фантазии. Здесь человек на время чувствует себя счастливым, богатым и красивым. На его крыльце заканчиваются некоторые условности, запреты и нормы. Тут всё разрешено, хоть стоять на голове, были бы деньги. Есть — гуляй! А музыка для ресторана, это магнит, это его визитная карточка.