В городе было пять ресторанов. Директором ресторана, куда он пришёл, был мужик битый, он сразу согласился его принять. Даже документы не стал смотреть, а зачем? Там будет видно: приживёшься, оставайся, а нет, так и нечего канителиться. Принял его временно, без оформления. Пашу это устраивало. Но было одно условие, нужен аккордеонист, и пришлось ему носить свой заказной и играть на регистре аккордеона. Стал «лабухом».
В оркестре было пять музыкантов и два солиста. Директор держал постоянно в штате только двух оркестрантов: саксофониста-трубача Костю и музыканта на все руки Тараса Григорьевича Шевченко. Он же был и руководителем оркестра. Ещё на нём «висели» все музыкальные инструменты. Он с Костей каждый день ещё играл на похоронах. Всегда были навеселе, при деньгах.
Паша влился в их коллектив быстро и без сложностей. Тарас Григорьевич ни себя, ни коллектив репетициями не обременял и считал это дело лишним. Всё он сводил к тому, что крутил магнитофон и говорил два раза. Первый: «Учи свою партию!», а второй раз гагаринское: «Поехали!» Его терпимость и демократия были поразительными. Единственное, за что он наказывал оркестрантов, если они за вечер фальшивили более пяти раз, или не являлся на работу, не предупредив его заранее. Тогда он говорил: «Хлеб надо зарабатывать!» и удерживал из зарплаты штраф.
Честно сказать, оркестр в ресторане играл паршиво. Вроде, и музыканты неплохие, но какая-то несыгранность, несобранность. Поначалу он ему напоминал трогающийся товарный поезд, в котором всё скрипит, лязгает и дёргается. Нет ни ритма, ни стройности. Только, когда наберёт ход, появляется такт, ритмично застучат на стыках колёса, выравниваются звуки. Слушать можно.
Единой униформы, стиля или причёски в оркестре не было и не признавалось, — каждый полагался на себя и свой вкус. Молодежь переживала период протеста и самовыражения. «Стиляги» щеголяли в узких брюках-«дудочках» и в туфлях на высокой платформе, чем-то напоминая гоголевских чертей на копытцах.
Репертуар оркестра был, как и во всех ресторанах. Модные шлягеры, песни, что на слуху, немножко развязного, полублатного, томного, душещипательного с цыганским надрывом. Это обычно было в начале, а потом, когда зал уже угорит и выйдут на уровень всеобщего кайфа и куража, то лезли на эстраду, трясли мятыми пятёрками-десятками и просили играть на заказ.
В оркестре для Паши были и свои особенности. Когда играли вместе, то не нужен был его басовый аккомпанемент, так как ударная установка делала своё дело лучше: Вася лихо гремел тарелками и лупил в барабаны. Во-вторых, — не надо было увлекаться аккордами, они через микрофон искажались, создавался гул. Больше требовалось импровизации, под джаз Эдди Рознера.
Кроме всего, он солировал. Особенно публике нравилось танго, тогда оно было в моде, и Паша выдавал его в лучших традициях Латинской Америки. Его «Аргентинское танго» приходили слушать даже повара из кухни, а у публики блестели глаза от восторга и слёз. Что делает! Как играет! Э-эх!
Конечно же, каждый вечер не обходился без пляски. Какая же русская душа утерпит и не покажет свою удаль? Он так заводил и раскачивал зал, что стёкла звенели от топота.
Шло время, постепенно ресторан стал заполняться. Всё чаще швейцар Фадеич кричал у парадного: «Осади назад! Куда прёшь? Мест нет!» Но у него всегда местечка два были «заначены», и не бескорыстно. А в один прекрасный день весь состав оркестра явился в великолепных эстрадных костюмах с бабочками, а солистка Надя — в шикарном платье! Публика была шокирована. Красиво жить не запретишь! А всё просто, — план ресторана попёр!
Директор всё чаще отзывал Пашу в сторонку, совал в кулак десятку-другую сверх подёнщины. Хлопал по плечу и говорил:
— Молодец! Оформляйся на постоянно.
Но Паша не хотел, чтоб в его трудовой книжке была запись с ресторанной печатью. Да и сама такая работа ему не нравилась. Эти раскрашенные девочки, которых Фадеич услужливо пихал в зал, а Изабелла Юрьевна, администратор зала, усаживала их за столики к подвыпившим мужикам с кобелиным блеском в глазах.
— У вас не занято? Вы разрешите?
Со стороны выглядело пристойно, культурно, хотя этот кобелиный заказ богатых мужиков уже был оговорён и проплачен.
Особо его коробило, когда от своих щедрот силой тащили за столы, угощали и требовали выпить: «Ты меня уважаешь?» Даже не понимали: человека угощают, а он отказывается. Как-то даже обидно! Некоторые всерьёз сердились.
Читать дальше