Умом понимал, что кому-то и эту работу надо делать, а вот душа не принимала. Особенно когда приходилось буквально собирать по частям разорванные тела погибших солдат от взрыва снаряда или гранаты. Врагу не пожелаешь этого. А ведь у каждого из них были родители, жена, дети. А мы их закапываем, и оставались от них одни безымянные могилы, от чего было жутко.
Ещё у Орешникова была страшная книга, а называлась она, «Именной список трупов командиров и бойцов Красной Армии и гражданского населения, обнаруженных на полях сражения». Обычная амбарная книга, в которой в колхозах вели учёт надоев молока, сколько намолотили зерна, а мы в ней учитывали мёртвых! В этой книге указывалось: место и время захоронения, населённый пункт, номер могилы и её точное расположение. А ещё, количество погребённых, и установленные данные медальонов.
Могилы рыли по инструкции, но они не отличались от православного обычая, только зимой мёрзлую землю приходилось взрывать. Хоронили, как принято на Руси: насыпной холмик, а над могилой обязательно деревянная или каменная пирамидка. Там выжигался или записывался номер могилы. Погибших офицеров, от командира полка и выше, везли в тыловой район и там хоронили в деревянных гробах. Вот и всё о похоронах.
Иногда за день хоронили до ста погибших. Солдат-одиночек по два-три хоронили в воронках или рыли для них могилы. Где шли ожесточённые бои, всегда было много погибших, поэтому их хоронили в братских могилах. Отрывали большие траншеи, туда и свозили всех погибших. С братскими могилами была одна особенность — где прошла война, хоронить убитых должны были Сельсоветы. Только в освобождённых деревнях тогда остались одни женщины, старики да дети, причём им самим нужна была помощь. Поэтому хоронить убитых приходилось нам, а каждую братскую могилу сдавали по акту представителю Сельсовета.
Места расположения братских могил Орешников помечал на топографической карте, потом всё это передавал начальнику санслужбы при дивизионном враче. Правда редко, но случалось, что братские могилы оказывались безымянными. В это даже трудно поверить, — солдаты погибли в бою, защищая Родину, и все они безымянные! В дивизии его за это ругали, так как считали, что мы плохо ищем вкладыши жетонов, хотя ругать надо было тех, кто давал эти жетоны и инструктировал солдат и офицеров.
Вроде бы мы не участвовали в боях, но наша работа была не такой уж и безопасной. За время, когда мы с Витькой работали в похоронной команде, потеряли пять человек, каждого пятого. Обычно раненых подбирали санитары медсанбата. Им помогали сами раненые или их товарищи говорили санитарам где мины, и как безопасней вынести раненых с поля боя. Там земля была начинена смертью, поэтому после войны её долго не пахали.
И ещё, о чём редко говорят — нам приходилось хоронить и трупы немцев. Во время ихнего наступления захоронения своих солдат проводили похоронные команды немцев, а во время нашего наступления, кроме наших солдат, уже нам приходилось хоронить трупы фашистов. Всё потому, что могли возникнуть эпидемии болезней, и всё-таки это люди, даже если и были извергами.
Хотя я работал вместе со всеми, но очень часто по приказу лейтенанта выезжал с Витькой в тыл нашего полка по делам нашей команды. Сколько мы с ним не работали в «похоронщиках», но работа была не по душе. Выходило, что когда согласились идти к Орешникову в его «особую команду», сами же себе отломили дорогу назад, к обычной службе. Думали это до конца войны.
Только однажды в траншее, среди убитых солдат мы нашли ещё живого капитана. Он находился в критическом состоянии, так как помимо ранений, у него было переохлаждение. Орешников срочно отправил Витьку и меня с ним в госпиталь, который находился в райцентре, а до него вёрст сорок. Сдали мы медикам капитана-везунчика, а майор медицинской службы просит нас:
— Поскольку вы из похоронной команды, то помогите нам. Двое суток не можем похоронить умерших в госпитале, транспорта нет, все машины в разгоне. Я за это отблагодарю спиртом.
— Товарищ майор, — говорит Витька, — мы бы рады, но должны к 17—00 явиться к себе. У вас же «санитарка» стоит без дела.
— Она неисправная, неделю стоит на ремонте.
— Разрешите мне посмотреть, может, я чем-то могу помочь.
— Что ж, посмотрите, только наш шофёр не смог, он заказал какие-то запчасти в дивизионную автомастерскую, вот и ждём. Водитель временно сейчас помогает нашим санитарам.
Витька засучил рукава, поднял капот «санитарки» и минут пять там ковырялся. Потом говорит майору, что машина в полной исправе, только надо заменить какой-то трамблёр. Достал из-за спинки сидения своего ЗИСа какую-то железяку с проводками, и опять усунулся под капот. Через время зовёт меня:
Читать дальше