Давид Фонкинос - Две сестры

– Ты всегда была такой оптимисткой.

– Да и ты тоже была и еще будешь. Хотя пока этого не скажешь, – ответила Агата, сдерживая смех.

Но он все-таки прорвался наружу. Вызвав смех и у Матильды. Как же давно она не смеялась! И пусть ее смех был истеричным, неуправляемым, все равно ей было хорошо. Сестры как будто начали понимать друг друга без слов. Матильда уже упрекала себя в том, что не обратилась к помощи Агаты. Она думала, что она справится в одиночку с постигшим ее несчастьем, и вот чем это кончилось: ее обнаружили на полу гостиной, почти без сознания, словно заживо погребенной.

Агата была натурой прагматичной. Она сразу же обсудила с сестрой все конкретные проблемы. Матильде нужно забрать с собой только одежду, а мебель отправить на склад. Ее муж Фредерик возьмет напрокат фургончик и займется этим. Матильда знала, что может на них положиться. Теперь она уже не должна была в одиночку справляться со своими трудностями.

Перед тем как выйти, она в последний раз обвела взглядом свою гостиную.

Ей хотелось еще несколько минут посмотреть на эту жизнь, которая уже не существовала.

И наконец она захлопнула дверь за своим прошлым.

Все было кончено.

Бóльшую часть ночи Матильда пролежала в постели с открытыми глазами, перебирая кадр за кадром события последних месяцев. Начиная с Хорватии и кончая этой ночью, когда ей пришлось спать в детской. Начиная с тех сияющих летних звезд и кончая нынешними звездочками, наклеенными на потолок. Она разглядывала эти дешевенькие наклейки, и они напоминали ей те счастливые созвездия. Матильду почти покорила эта искусственная красота, но она во время спохватилась, подумав: «Да, они красивые, но фальшивые».

Спать в комнате грудного ребенка – не таился ли в этом какой-то символ? И можно ли было принять его как предвестие возрождения, как идеальный декор начала новой жизни? Увы, Матильда чувствовала, что очень далека от такой перспективы. Совсем напротив: сейчас, когда она неподвижно лежала на этой кровати, ей чудилось, будто она падает в какую-то бездонную пропасть. У нее не осталось никакой надежды, что ситуация хоть как-то улучшится. Каждый новый день, прожитый без Этьена, казался ей потерянным. Навсегда.

Ранним утром Агата тихонько приоткрыла дверь детской, желая убедиться, что все в порядке. Она не постучала, как если бы входила к дочке. Матильда тут же закрыла глаза, чтобы избежать любого, даже короткого разговора. Она решила дождаться, когда все обитатели квартиры уйдут, чтобы выйти из своего укрытия. Это удалось ей только через час. На столе она обнаружила записку: «На завтрак кофе и хлеб. Если тебе что-нибудь понадобится, сразу звони мне. Мы с Лили вернемся часам к шести. До вечера, дорогая сестренка! Агата». Можно ли представить себе, что доброта способна быть такой невыносимой? Эта записка, от которой веяло деликатной заботой, вызвала у Матильды почти отвращение. Она заподозрила в ней намеренную снисходительность: с ней обращались как с умственно отсталой!

Озлобленность Матильды была вполне понятна: человек в ее ситуации непременно начинает искать козла отпущения, на котором можно отыграться за свои страдания, и в данном случае Агата была идеальным кандидатом на эту роль. Однако измученный разум Матильды, непрерывно метавшийся из одной крайности в другую, тут же заставил ее раскаяться в недобрых мыслях. Сестры уже давно не проводили время вдвоем. С годами их отношения стали чисто формальными, а недавние встречи были посвящены в основном Лили. Иногда Матильда приходила к сестре вместе с Этьеном, надеясь, что это пробудит в нем желание также завести ребенка. Она помнила, какое волнение охватывало ее, когда он брал малышку на руки; теперь эту картину следовало как можно скорей стереть из памяти.

Итак, рождение Лили послужило для сестер поводом к более частым встречам, хотя их духовная близость от этого не укрепилась. И в конечном счете единственным связующим звеном стало для них лишь кровное родство.

Матильда зашла в супружескую спальню, посидела там на кровати, оглядывая комнату. Потом выдвинула ящик комода. И обнаружила в нем трусики Агаты. Продолжая рыться в комоде, она рассмотрела все ее белье. Матильде трудно было вообразить свою сестру в чулках с подвязками или в кокетливых комбинациях. В этом комоде хранилась вся сексуальная жизнь Агаты. Матильда попыталась представить, как сестра возбуждает Фредерика своим эротическим бельем; наверняка это выглядело нелепо, если не хуже.