Сергей Докучаев - Глиняный сосуд

— У меня нет никакой дочери, и никогда не было, а та, дворняжка, которая за себя ее выдает, пусть возвращается на дорогу, где была подобрана светом очей моих!

Послышалось падение стеклянных колб на пол.

— Я слышал о тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят тебя; но я не отрекаюсь и не раскаиваюсь в прахе и пепле.

— Голубчики, ломайте дверь, — приказал Дмитрий Егорович, промокнув платком пот с толстой шеи. — Мне сегодня еще на ипподром идти с женой.

— Скачки или представление, Дмитрий Егорович? — спросил заискивающе Егор Дмитриевич.

— Представление. Названия не помню, что-то про дрессированных кроликов и удавов. Я, знаете ли, больше люблю тихо проводить вечер перед телевизором, выпив рюмочку коньячка, но обещал душечке на день рождения.

— А какой коньячок Вы любите, Дмитрий Егорович? — спросил Егор Дмитриевич, когда по двери был нанесен первый таранный удар. — «Наполеон» пробовали?

Короткая дорога от психиатрической больницы до метро шла через парк имени Сорока лет Октября. В начале парка рабочие с востока сажали молоденькие каштаны. Они заботливо подвязывали их веревками, чтобы ветер с далекой Родины не сломал тонкие стволы, поливали и рыхлили землю вокруг. В самом центре парка стоял памятник Фридриху Энгельсу, который большинству молодых людей ни о чем не говорил. Не помогали даже выпуклые буквы на постаменте.

Алена вдруг вспомнила спор отца и иерея Михаила. Отец тогда, по обыкновению побелел, вскочил из-за стола, подбежал к книжному шкафу, взял труд Энгельса: «К истории первоначального христианства» и стал целыми кусками цитировать про единство Христа с рабочим классом, про классовую борьбу, про построение рая на земле. Когда отец посчитал, что победил, иерей прихлопнул все сказанное, как муху, одной фразой того же Энгельса: «Христианство вступило в резкое противоречие со всеми существовавшими до сих пор религиями».

Зазвонил телефон. Копаясь в сумке, Алена наткнулась на банку с обезболивающими таблетками. По спине пробежал холодок. Телефон продолжал надрываться.

— Да.

— Алена, здравствуйте. Это Виктория. Мы с Вами были на похоронах отца Михаила.

— Да-да, я помню. Здравствуйте.

— Звоню вот по какому поводу. Мы решили перевести Максима из реанимации в отделение. Мест в реанимации катастрофически не хватает из-за жары. Профессор считает, что можно перевезти в палату. Мы бы Вас не беспокоили, но после генетической экспертизы стало известно, что при взрыве дома погибли не только родители, но и брат Максима со всей семьей. Родственников, как я понимаю, у него больше нет. По крайней мере, мы ничего о них не знаем. Вы не могли бы поухаживать какое-то время за Максимом, раз он ваш знакомый? Медсестры будут помогать. Думаю, это ненадолго.

Донесся голос торговца у метро, зазывающий купить именно у него тонкую пшеничную лепешку, начиненную несвежим мясом.

— С чего ты должна с ним сидеть? — услышала Алена раздражительный голос внутри себя. — Он тебе никто. Без тебя обойдутся.

— Вы меня слышите, Алена?

— Ему стало лучше?

— Он пока стабилен, а в реанимации мест катастрофически не хватает. Жара косит людей как тростник.

— Откажись немедленно, — вновь застучал голос. — Пустое дело. Он уже покойник. Думай о себе. У тебя своих проблем хватает.

— Ну, так что, Алена? Профессор просил у Вас узнать, прежде чем переводить Максима. Да или нет?

В нос стали вторгаться стойкие запахи чеснока, карри, испражнений и гудрона.

— Скажи нет, — настойчиво твердил первый голос.

— Скажи да, — вдруг прорвался другой, тихий голос из темного душного подвала, заставленного ящиками с расчетом, самолюбием, выгодой, корыстью.

— Алена?

— Хорошо, Виктория Сергеевна, я согласна, — сбивчиво ответила Алена, сама не веря тому, что сказала.

На выходе из парка стояли старые умирающие каштаны. Часть из них недавно была спилена, и на больших свежих пнях с лепешками уже сидели таксисты, менеджеры в дорогих наглаженных костюмах, и студенты, мечтающие стать таксистами или менеджерами.

Продолжая слушать врача по телефону, она, хромая на одну ногу, вышла к ярко-красной букве «М» и встала в длинную очередь, поддавшись рекламе. От всех настойчивых предложений сынов востока познакомиться она вежливо отказалась.

После божественной литургии Алена вышла из храма преисполненная радости, ее лицо будто светилось изнутри. В кармане пиджака лежала просфора, кусочек которой она собиралась дать Максиму.