Сергей Докучаев - Глиняный сосуд

— Конечно, дочка.

К ней пододвинули хлеб, зелень, несколько остывших картофелин, соленые огурцы, миску оливье.

Алена с жадностью стала пихать в рот все подряд.

— А ведь я тебя знаю, — сказал Семен, наливая в рюмку еще водки. — Ты же дочка Льва Николаевича?

— Вы ее знаете? — удивленно спросила Ольга Геннадьевна.

— Сразу, конечно, не признать, но породу Льва Николаевича за версту видно. Я когда-то хоронил ее мать и братьев.

Алена равнодушно посмотрела на Семена и промолчала.

— Отец твой жив иль помер? — спросил Семен. — А дом ваш сгорел. Сейчас там ракитником все забило.

— Вы ошиблись, — огрызнулась Алена. — Ольга Геннадьевна, скажите, у Вас есть таблетка анальгина? Голова болит.

— Еже писах, писах, — почесывая ухо, проговорил Семен.

— Есть, дочка. Сейчас принесу.

Алена огляделась.

— Здесь давно не велась служба? — спросила она, с набитым ртом.

— Отец Михаил, может, и вел службы, — пояснила Ольга Геннадьевна. — Иконостаса нет, врат нет, икон нет. Одни трубы для перегонки молока сохранились целыми.

— Лучше бы молокозавод остался, — проговорил Семен. — Молока хорошего днем с огнем не найдешь.

— Фрагмент росписи сохранился, — указала Алена.

— Старики рассказывали, что у княгини погиб единственный сын во время безнадежного сражения за аул, — многозначительно сказал Семен. — Не знаю, миф это или нет, но вроде какой-то полковник, лично знавший генерала Ермолова, ей письмо прислал, в котором каялся, что, дескать, это он из-за ревности послал ее сына на смерть.

— Что-то меня знобит.

— Нужно развести костер, — сказал Семен.

— Прямо здесь?

— Пола все равно нет.

Алена посмотрела под ноги.

— Вот дочка, анальгин.

— А еще что-нибудь из еды осталось?

— В пакете посмотри.

Алена подтянула пакет и, держа за одну ручку, провела ревизию.

— Тушенка, — продолжала инвентаризацию Алена.

Семен сломал несколько палок, вложил между ними курительную бумагу и поджег от спички. Дым стал подниматься к дырявой крыше. Затрещали палки. Обе банки тушенки были вскрыты ножом и пододвинуты к огню. Алена отломила кусок хлеба и стала жевать вприкуску с зеленым луком.

— Давно так не ела.

— Чем еда проще, тем она вкуснее. Вспомните картошку, запеченную в углях.

Алена кинула на пол корку хлеба. Потом подняла и сдула с нее пыль. Через некоторое время они ели тушеное мясо, выскребая остатки этой корочкой.

— А Вы, Ольга Геннадьевна, как домой будете добираться?

— На такси. Скоро должна приехать машина.

— Можно я с Вами поеду?

— Ты мне лучше скажи, где ты была? Вид у тебя нездоровый. Ты случаем не больна?

— Не знаю. Очнулась на погосте среди могил. Отключилась видимо. Бывает. Может, переутомилась на жаре. У меня голова с детства периодически сильно болит.

— А как болит? Просто у меня мама чем-то похожим страдала.

— Начинается боль, ощущение, что голову чем-то туго стянули, тычет, пульсирует. Иногда я ассоциирую боль с громом и молнией. Начинается светобоязнь, хочется тишины, одиночества. Когда боль становится очень сильной, начинается тошнота, очень сильная рвота . После неё наступает краткосрочное облегчение. Появляется слабость. Хочется спать, но с такой болью невозможно заснуть: как ни крутись, что ни прикладывай — не помогает ничего. Болит, как правило, с одной стороны: либо справа, либо слева, так же и висок, и все остальное.

— Дочка, я договорюсь с Викторией Сергеевной, — взяв Алену за руку, сказала женщина. — Она поможет. Нужно сделать томографию.

— Да зачем? Чехов говорил: «Легкие болезни сами пройдут, а тяжелые —неизлечимы».

— Полностью поддерживаю Антона Павловича. Хороший был врач. Старики говорили, он во время эпидемии холеры у нас в Девушкино часто бывал.

— Ой, дочка, какие страшные слова ты говоришь.

Ольга Геннадьевна перекрестилась.

— Что-то еще нужно? — спросил Семен, вставая из-за стола. — Спину ломит. Пойду на печи полежу. Устал.

— Спасибо тебе за помощь. Присматривай за могилками нашей Елены Николаевны и батюшки Михаила.

— Это моя работа, — склонив голову, ответил Семен. — У меня не забалуешь. До Страшного суда ни один покойник не сойдет со своего места.

Он положил в карман пиджака кусок хлеба c луком, сунул бутылку с остатками водки за пазуху и вышел в брюхо ночи, из которого уже выползли звезды.

Через полчаса темень разрезали лучи света от фар такси. Прозвучал сигнал. Алена и Ольга Геннадьевна с сумками вышли из храма, подперли дверь палкой и пошли к машине. То ли рассуждения, то ли вечерняя молитва Ольги Геннадьевны, то ли общая усталость и позднее время стали постепенно погружать Алену в сон.