Сергей Докучаев - Глиняный сосуд

В замке захрустел ключ. Максим выпил таблетки, пошел обратно в комнату и сел за стол. Затошнило. Он вновь посмотрел на ладони рук и согнул несколько раз пальцы. Машинально полез в карман рубашки за пачкой сигарет, но вспомнил, что бросил курить. Включил жужжащий вентилятор.

Утренний звон колокола местного храма вновь напоминал о необходимости покаяния. Максим сидел, молча глядя в открытое окно. Вентилятор не спасал. Сердце несколько раз сбилось с ритма. Дрожащими пальцами он набрал номер отделения пересадки сердца. Прошла целая вечность, прежде чем на том конце соизволили подойти к телефону.

— Здравствуйте, а можно позвать Елену Николаевну?

— Она ходит по палатам. Перезвоните минут через десять.

— Хорошо.

Максим сходил на кухню и налил стакан некрепкого чая. Вернулся в комнату. На улице закричали. У кого-то сломалась машина размером с однокомнатную квартиру. Полусонные рабочие, отмахиваясь от насекомых, пытались затолкать черный джип на горб эвакуатора, но, как только они доходили до верха, автомобиль скатывался назад и, матерясь то ли на судьбу, то ли на сломанную лебедку, они начинали работу заново. Максим глотнул чая, и вода мгновенно проступила на болезненном белом лбу.

«Надо на рынок сходить до обеда».

Теперь его обгоняли и малыши, и старики с тростью, и бабушки с тележками. Он стеснялся себя и пытался изо всех сил делать вид, будто хромает. Перейдя по зебре через дорогу, Максим оказался на стороне, где не было ни деревьев, ни тени. Рынок был весь на солнце. Только у кирпичного здания виднелся островок горячей тени. Вся трава вокруг высохла и побурела без дождей и полива. Внутри, как ни странно, царила относительная прохлада.

— Максим?!

Он с нарастающей тревогой повернулся.

— Какой же вы жестокий. Бросить жену. Сейчас молодежь уже не та, что прежде. — услышал Максим зычный женский голос.

Некоторые стоящие в очереди повернули сонные головы. Максим фибрами души почувствовал, как по воздушным проводам между ним и теткой пробежала, словно электричество, человеческая ненависть.

— Молодой человек, что Вам? — спросила уморенная от зноя продавщица, обмахиваясь пластмассовым веером.

Максим, не поворачивая головы, скомкано ответил:

— Пакет кефира, пожалуйста.

— Проще сбежать от трудностей. Понимаю.

— Кефир не завезли. Машина в дороге сломалась.

— А что случилось, Клав? — донесся до Максима еще один женский голос.

— Жену бросил, представляешь.

— Кто?

— Да вот, — ответила Клава, демонстративно указывая на парня пальцем-кабачком.

«Нужно бежать», — пронеслась шальная мысль в голове Максима.

— Я Катеньку знаю с малых лет!

Он, что было мочи, направился к выходу, боясь даже оглянуться на растущую великаншу в очках с редкими волосками на подбородке. А великанша брюзжала на весь рынок, закручивая вокруг себя вихрь.

«А ведь каждое воскресенье эту бывшую комсомолку я вижу в храме», — пронеслась в голове печальная мысль.

Только около подъезда он сбавил шаг и стал дышать спокойней, боясь, чтобы не вылетели скобы в грудине. Где-то рядом меняли асфальт. Подобно болотному оводу жужжал дизельный компрессор, отравляя и без того загазованный московский воздух. Пронеслась, ставшая уже привычной, карета скорой помощи.

Еще из-за двери он услышал трезвон, но, пока доставал ключи и открывал замки, трубку повесили. Максим аккуратно снял кроссовки, все еще осторожничая со швом, вымыл руки, и пошел на кухню. Оторвал кусок лепешки, макнул в соль и засунул в рот. Приступ тошноты не заставил долго ждать. Пришлось сесть на стул, выплюнув частично пережеванный хлеб в ладонь.

«Тут как бы не пришлось еще что-нибудь менять из органов» — подумал он.

Зайдя в комнату, Максим открыл шкаф, вынул из блистера четыре капсулы, напоминающие личинки майского жука, и вернулся на кухню. Налил в стакан прохладной воды, выдавил туда несколько капель лимонного сока, глубоко вздохнул, будто собирался нырнуть под воду и положил первую капсулу в рот. Оставив на небе налет химии, капсула только с третьего раза провалилась в пищевод и покатилась валиком прямиком в желудок. Максим мог почувствовать, как она приминает одну за другой ворсинки эпителия.

«Какая же гадость, — морщась, подумал Максим. — Кто только придумал такие большие таблетки?»

С трудом проглотив оставшиеся пилюли, он взял в руки телефон и набрал номер ординаторской. После несколько длинных гудков трубку сняли:

— Пересадка.