Игорь Фёдоров - Отсчёт пошел!

— Уроки сделала?

— Доделываю.

«Мама» в нерешительности постояла на пороге комнаты.

— Молчаливая ты какая-то. Случилось что?

Таня повернулась и стала внимательно смотреть в ее глаза. Нет, не утаишь то, что просится наружу. Она пожала плечами и сообщила, как нечто самой разумеющееся:

— Видела на неделе девочку. Очень похожую на меня.

«Мама» молчала, пытаясь осмыслить сказанное.

— Точь-в-точь, как я. Копия, только чуть постарше будет.

«Мама» немного помолчала, потом поднесла руки к груди и еле прошептала:

— Где?

Она подошла к дивану, почти упала на него, будто лишилась сил.

Таня рассказала про встречу, и разведку в подъезде.

— Собирайся, быстро.

«Мама» выбежала из комнаты и уже надевала сапоги, когда Таня только встала со стула. Такого поворота событий она не ожидала.

— Куда?

— Пошли, дорогу покажешь!

«Мама» или, все же, мама, вместо того, чтобы запереть Таню в кладовке и заколотить дверь дециметровыми гвоздями, внезапно сама бросилась в атаку, и пусть уже другая сторона начинает бояться. Так-так-так, не иначе Таня просчиталась с точностью до наоборот. Как-то неудобно получилось. А если та девочка просто очень-очень похожа на Таню и ничего более, что тогда? Но маму уже было не остановить.

Дверь открыла миловидная женщина, меньше всего похожая на похитительницу чужих детей и поинтересовалась:

— Вам кого?

— Дочь мою. Олесю.

Мама вывела вперед Таню.

— Такую же.

Женщина непонимающе уставилась на Таню, и вдруг глаза ее заполонил ужас. Она обернулась, в коридоре стояла точная копия пришедшей девочки, только выше ростом. Та с любопытством смотрела на Таню, Таня помахала рукой.

— Привет.

Женщина издала хриплый стон, попятилась назад, взяла «дочь» за руку и увела на кухню. Обратно она вернулась, держа в руках нож.

— Не отдам! Это моя дочь!

От миловидности не осталось и следа. Она хрипло орала, рискуя сорвать голос, и неумело махала ножом, безуспешно пытаясь напугать вероломных гостей.

— Моя! Слышите! Она моя дочь! Это Надя! У меня есть документы!

Мама быстро взяла Таню за плечо, вывела в подъезд и закрыла дверь, за которой уже слышался безудержный плачь и топот детских ног.

— Мама! Мама!

Они вышли из подъезда, мама села на скамейку и спрятала лицо в ладонях. Таня потрепала ее за рукав кофты.

— Ну ты чего?

Голос мамы был глухой, постаревший.

— Как же я устала.

Таня посмотрела наверх, на окна четвертого этажа. Ей показалась, что там дернулась занавеска.

— А как же…?

Мама пожала плечами.

— Не будем разрушать семью. Это уже не наша Олеся.

— Но…

Мама закрыла ей рот ладонью и улыбнулась сквозь слезы.

— Я и с тобой-то вся измучилась, а тут еще одна такая же… Хватит и тебя.

Они медленно пошли домой, не торопились, зная, что дома их никто не ждет.

Через три дня миловидная женщина открыла дверь и, нервно сглотнув, уставилась на Таню, заметив, что девочка держит в руке пакет.

— Тебе чего?

Ее голос был осторожным, но как облегченно заметила Таня, без нотки агрессии.

— Я к сестре.

Она улыбнулась и достала из пакета две куклы.

Кусая губы, женщина изучала Таню, рассматривала куклы, нервно оглядывалась назад.

— Она уже не играет в игрушки.

Потом, не исключая, что в будущем пожалеет об этом, сделала шаг в сторону и смирясь, тихо сказала:

— Проходи.

В мое оконное стекло деловито побарабанили тонкими пальчиками.

— Давно тебя не было.

Я глубоко вздохнул и пошел открывать. В дверь может мой друг Володька войти. А в окно…

Я открыл створки и в комнату влетела Муза. Не теряя времени даром, она подошла к компьютеру и закрыла игру, а я только-только прошел второго босса.

— Я же не сохранился, — возмутился я.

— Потом сохранишься, — спокойно отозвалась Муза, усадила меня за стол, открыла Word, направила на меня пистолет и скомандовала:

— Пиши!

Я уставился на пустой документ, даже не представляя, в каком направлении буду двигаться, и что выбрать, фантастику или фэнтези. Да у меня и идей-то не было.

— А что писать?

— Что хочешь, — сказала Муза, — пиши, иначе башку продырявлю.

— У тебя пистолет ненастоящий, — заметил я.

— Это, как раз, и не важно. Ты, главное, пиши.

— Да мне ничего в голову не приходит уже второй месяц.

— Пиши, что тебя тревожит, что лежит на душе, чем бы хотел поделиться с людьми.

— Да ничем особым.

— Что по ночам не дает спать?