Игорь Фёдоров - Отсчёт пошел!

Фигурки преобразились. Подсвеченные со стороны, они будто закружились на месте, и только кони застыли на своих местах, при этом не уступая в великолепии остальным фигурам. Холодная поверхность шахмат отражала, один за одним, красный, зеленый, синий, желтый цвета, словно катаешься на быстрой карусели поздним вечером под светом уличных фонарей.

Я с трудом оторвался от доски и посмотрел на Димку. Мальчик сидел с широко открытыми глазами, пытаясь одновременно охватить великолепие всей доски разом, будто видел это светопреставление впервые. А цветные блики все скользили и скользили по фигурам, как фигуристы по льду, так же плавно, легко, красиво и непринужденно.

— Тем не менее, продолжим, — предложил я.

Черные совершили рокировку.

Димка захлопал глазами, словно только что очутился дома после незапланированного путешествия и уставился на доску.

— Так, — он потер ладони, и смешно нахмурился, — значит мы…

Он хотел было взял ладью, но тут же отдернул руку.

— Нет, не так.

В итоге белый конь «съел» мою пешку и вообще повел себя вызывающе, заблокировав некоторые хорошие ходы и уничтожив пару замечательных комбинаций.

— Недурно, — похвалил я, учитывая, как сложно играть в шахматы, когда вокруг тебя кружатся цветные пятна и воздух пропитан волшебством.

— Деда, — Димка поставил локти на стол, подбородок положил на ладони и наконец-то задал этот вопрос, — откуда они у нас?

Он увидел эти шахматы будучи очень маленьким, когда любое чудо еще не рождало вопросов и принималось, как само собой разумеющееся. Теперь он подрос, пытливый ум жаждал ответов.

— От моего прадеда, — задумчиво произнес я, анализируя следующий ход.

— Такие старые?

— Ну, доска новая, а фигуры 19-го века.

Черный конь «съел» белого слона.

— И они до сих пор не растаяли, — не спросил, а констатировал факт Димка.

— Не-а, — улыбнулся я.

— Училка по природоведению не поверила бы.

— В это трудно поверить, — согласился я, — сам иногда сомневаюсь.

Белый конь объявил шах моему королю, от радости не заметив стоящую неподалеку черную ладью, чем и поплатился.

— Тогда почему они такие?

Этот вопрос и меня интересовал всю жизнь. Фигурки вырезались изо льда с особой осторожностью и подходящими остро наточенными инструментами, это ясно. Для черных фигур, понятное дело, в воду добавили уголь или что-то подобное. Сомневаюсь, что в 19-м веке акварельные краски были всем по карману. Но почему фигурки не тают, учитывая, что они холодные, как и подобает быть льду? Тут и наиумнейший профессор потерял бы дар речи.

Но версия у меня, все же, была.

Я выключил светильник, чтобы наши глаза не заболели от цветной чехарды — хорошего помаленьку, и включил комнатное освещение. Димка огорченно вздохнул, он всегда так делает.

— Потому что наш славный предок любил поступать иррационально… То есть, нелогично… Ну не так, как все.

— Да я понял, — заверил Димка, — и как он поступал?

Оба ферзя, тем временем, вышли со своих позиций, проредив ряды противника.

— Моя бабушка говорила, что он довольно эксцентричным человеком. Полу сумасшедшим, полу юродивым. Только вся его жизнь уже покрыта забвением, слишком много времени прошло. Но он, находясь в нищенском положении, не продал эти шахматы, а ему предлагали, мягко говоря, немалые деньги. Он мог бы безбедно жить до самой революции и делать ледяные шахматы сколько душе угодно. И, возможно, это был самый иррациональный поступок в его жизни.

Белый слон «бьет» черного коня, пешка «ест» коня, угрожая белой ладье. Та благоразумно отступает. Оба ферзя уже грустно стоят возле доски. Что ж, я обещал не поддаваться — моя пешка рвется на горизонталь 1 и никто не может ей помешать. Эндшпиль во всей своей красе.

— А он дожил до революции?

— Нет, он умер от голода задолго до этих событий.

— Но если бы он поступил логично и продал шахматы, то вряд ли смог их делать такими. Он бы стал нормальным, как все.

— Вполне возможно, — кивнул я, — но я бы на его месте подумал, в первую очередь, о семье. Хотя оставить после себя такую вещь, это тоже что-то, да значит. А знаешь, что самое странное в этой истории?

— Что?

— Что он никогда не играл в шахматы.

— Тогда зачем…?

— Он работал одно время в торговом доме каких-то там братьев-купцов, и возможно там, на витрине, и стояли шахматы, и видимо они ему очень понравились. Согласись, человек, впервые увидевший шахматы, не может ими не заинтересоваться хотя бы на пару минут, даже если потом он к ним не прикоснется. Обязательно покрутит пару фигур в руках. И, кстати, наши шахматы, — я указал на доску, — являются промежуточным звеном между солдатами, епископами, боевыми слонами и современными фигурами. Такие теперь можно увидеть в музеях и частных коллекциях.