Мне кажется, что вопреки прогнозам я так-таки доживу до квитков, требующих заполнения при заселении в отели, в которых на почётном месте разместится графа сексуальных предпочтений. «+ —», «+ +», «—», «…» Последнее – для неопределившихся. И я вспомню про неусыпную-неустанную напоминалку в телефоне «1378 дней без определения». В ее смысл мне как и сейчас не удастся проникнуть, но с каждым днём цифра увеличивается на единицу. Когда цифры закончатся – мне что-то угрожает. Определённо.
Словом, домой я дошёл бодро и вступил в него неприлично размокшими и остывшими ногами образе обладателя энциклопедического ума, только что подтвердившего свой статус. Это о первых Героях и о Фарингетах по-индийски. Подумал, что Эрудит тоже, должно быть, в порядке. Живучесть некоторых людей раздражает меня сверх всякой меры.
Прежде чем уснуть, попытался понять то, что раньше никогда не заботило, потому принималось как данность. Есть такое слово и люди такие есть, они к нам в школу на утренники приходили. Герои.
Зачем вообще нужды герои? К какой высокой задаче их прислонить? Когда-то кондовым школьным языком мне было разъяснено, что они – маяки и мы все должны к ним стремиться. Ну… стремиться к маяку я бы поостерегся. Нет никакого желания оказаться на скалах. Я, конечно же, не моряк, но что-то подсказывает мне об уместности опасения. Мне нечего делать в космосе, я лишний на пожаре. Не том, что полыхает время от времени в моих снах, где я завидный напором и духом огнеборец, а на взаправдашном, от которого можно и не проснуться.
О войне вообще не думаю, хотя от нее зарекаться становится все труднее. И все бессмысленнее. Потому что не нам решать. Да и привыкли уже. Не только к тому, что не нам решать. К тому, что войны идут. Далеко и близко.
Та, что близко, замерла до поры до времени, а может быть ее попросили в эфире подвинуться, приелась. Приевшаяся, примелькавшаяся война еще хуже обычной, а казалось, что хуже ничего нет.
Другая война, которая далеко… – так она далеко! А мировых войн, смею верить, при мне не предвидится. Конечно, всякая чертовня может произойти с миром, где далеко не все зажирели равным слоем, есть места, где вообще не до жиру. Но у голодных на еду нет денег, куда там на войну. Они будут гибнуть в одиночку, унося нас, нечутких и сытых, десятками, сотнями, возможно тысячами. И это не решит их проблем. Однако же – занятость.
Мне кажется, мы, мужчины, в большинстве своем столько мужества растратили на жизненные передряги, что в попытке хоть робко обозначить принадлежность к полу принялись отращивать ненатуральные мышцы и натуральные бороды. Совершенно, на мой обленившийся вкус, негодная попытка оправдаться, если вынести за скобки вполне допустимое нежелание бриться. Мысленно, но бескомпромиссно отделившись от докучливого меньшинства, уже поддаваясь сонливости, задвинувшей в темноту ночи ожесточённость на жизнь, я понял, что мы не стали женственными, мы стали другими мужчинами. С чем себя и поздравил.
Сейчас думаю: раз природа порой отдыхает на детях, то почему бы ей не передохнуть на поколении? А потом, расслабленной, не втянуться в полноценный отдых? Ведь это так в… человеческой природе.
79
Больше мужика со Звездой Героя я не видел. Как и никто из моих-чужих приятелей, собутыльников того вечера. Другим он тоже на глаза не попадался. Мне бы сказали. Многим поведал, охочим до странных историй. Будто у них у самих все в жизни просто и ясно, как изначально было родителями задумано. Сильно сомневаюсь. Впрочем, среди моих знакомых есть чудак, коллекционирующий трости. Не хромой. Глаза нет, уха и кисти правой руки. Петарду рассматривал – не китайская ли, – а ее подпалили.
В недалёких от нашей, но близких по духу точках Астроном тоже не объявлялся. Ветром бы весть принесло. Даже если бы дул он в противоположную сторону. Ярких, неординарных личностей, если не по шкале шпанистости мерять, в наших местах не много встречается. Запомнили бы. Помнит ли вообще – куда ноги занесли? На кого набрёл? Что говорил-делал? Про доброту нашу и щедрость безмерную, позже сухими мужскими слезами оплаканную? Вполне может статься, что помнит, но всеми силами хочет забыть. Мне кажется, что я его хорошо понимаю.
Собираясь в «Трамвайной остановке» той самой троицей, спрашиваем друг друга от случая к случаю:
– Как там наш Астроном поживает?
Откуда взялось это прозвище? Лично я к этому абсолютно точно не причастен. Наверное, опять Эрудит подсуетился. Если так, то не лишён, стервец. Весьма иронично. Настолько, что совсем не похоже на Эрудита. Куда больше на меня. Но это не я. Богом клянусь. Хотя ничего плохого не сделал. Бывают моменты, когда хочется бога вспомнить, а у меня это не часто. И поклясться им. Повод, наверное, важен, но не Ему. Он же Бог!
Читать дальше