Андрей Виноградов - Не ум.ru [litres]

Ключ к двери, обозначенной в паспорте цифрами, подошёл на раз. Я дважды бездумно повернул ключ в обе стороны. Туда-сюда, туда-сюда. Не верилось, что все так просто. Такой пасьянс, чтобы человек жил по месту прописки и чтобы первый попавшийся на связке ключ повернулся в замке, по нынешним временам редко складывается. Подумалось также бездумно, как крутил ключом, что все же военные люди живут попроще нас, гражданских. Те, кто служил, тоже им уступают, потому что у них простота временная и сходит со временем, как загар. У кадровых военных она через кожу проникает в кровь – море времени для попыток – и там поселяется навсегда. А может быть, все это ерунда и нам попался обычный уникум.

«Обычный уникум?»

«Ну да. Ему все приелось, а нам в новинку».

«Не слишком мудрено?»

«То есть…»

«Достал уже».

Вот меня бы по штампу в паспорте доставили. Да за полночь. Страшно подумать, чем бы все это обернулось для добрых самаритян.

Когда Астронома раздевали, Звезду я из куртки вынул. Положил ее на сервант, под фотографии разных людей в форме. Хозяина квартиры среди них не опознал, да, признаться, особенно и не напрягался. Очков с собой не было. И к тому же печалился, что теперь полчаса до дома по слякоти топать.

«Доброе дело, доброе дело…» – передразнивал себя недавнего. Не вслух, чтобы товарищей ненароком не возбудить. Чувствовал, что о том же думают. Завтра, подумал, если Астроном решит свой аттракцион со «звездопадом» на бис отыграть – дай ему, Боже, счастья другое место найти. За второй такой вечер легко можно тяжело по роже схлопотать. Несмотря на заслуги, подтверждённые регалиями.

«Ну что за идиот! – наградил я себя мысленным поджопником. – Вывозился из всех единственный… Чисто свинья!»

На лестнице один из наших, проще, чем я, переживавший акт человеколюбия, встряхнул и поставил на место мой мечущийся в раздрае мир нежданным вопросом:

– Вот мне сейчас больше всего и так сильно, что хоть вернись, интересно очень: кто был первым Героем Союза?

В том, как был задан вопрос, таился какой-то подвох, и я затаился. Вопрошавший картинно зажевал верхнюю губу, без рук натянув на нее нижнюю. Придурковатые академики в кино ранней советской эпохи похоже гримасничали. После вызова «Ну-с-с, что скажете?» оппонентам или нерадивым студентам. Потом любознательный наш закатил глаза выше некуда, а-ля память перелистываем, но почти тут же причмокнул в образе и, обрадованный неожиданным озарением, огласил открытие:

– Ленин. Кому еще быть.

Ясен пень, что сразу готов был с ответом. Всю жизнь с ним прожил, не знал, с кем поделиться. Возможно, ждал особого дня, обстоятельств, естественности прикасания к теме. Дождался. Сошлось. Все остальное – губа, глаза, задумчивость – антураж. Для большей значимости. Все-таки кругозором блеснул, а не под фонарём плюнул. За технику я выставил ему четыре с плюсом, за сложность… Признаться, не знал что и подумать. Поэтому предпочёл подумать о своих собственных вероятных сложностях и порадовался, что мнение по поводу первой Звезды Героя попридержал. Не от интеллектуальной скупости, а по тактическому расчёту. Впереди нас ждал долгий путь вместе, мы все трое из соседних домов. Эрудит был в компании самым крупным, и спорить с ним никак не хотелось. К тому же в спорах я жуткий зануда, вполне все могло бы устроиться так, что все трое на меня вызверились бы. Один за Ленина, все за одного. Почти мушкетеры. А я – гвардеец хренов хренова кардинала. Хотя правильнее было бы меня проучить не за Ленина-не-героя, а за оттранспортированного вручную героя настоящего. Вождя на свой грех не приму, а за Астронома все было бы честно, по праву: я все я затеял.

Меньше всего мне хотелось, чтобы так думал еще кто-нибудь, кроме меня. Поэтому затаил несогласие, малодушно кивнул и пожал плечами:

– Больше некому.

Всем, как и мне, предстояло полчаса топать по снегу и жиже. Согревающее, щедро «разбазаренное» на Астронома, жалели дружно, его самого – нет.

– С чего вдруг нас припёрло притворяться последовательными добряками? – повторялся безответный вопрос.

Хорошо хоть в этой оплошности одного виноватого не было, все вместе так решили. Пусть и по умолчанию. Но это же по-мужски! По крайней мере в момент великодушия это так видится. Позже со зрением происходит что-то не то. Расфокусировка.

Я уныло переставлял ноги из жидкого в жидкое и представлял себе златолицего и златокудрого ангелочка в центре октябрятской звёздочки. Вслед за этим из памяти вынырнул почти лысый, остробородый профиль вождя на пионерском значке. Я впервые в жизни задумался о том, какую невероятную внешнюю метаморфозу Ильич претерпел всего за пару лет моей школьной жизни! Почему я раньше не замечал эту вопиющую несуразность? Наверное потому, что в те далёкие времена «пара школьных лет» казалась мне бесконечно долгой, а время вместе с тем чудовищно заторможенным.