Лариса Баграмова - Проза

На следующее утро, ещё до рассвета, танки въезжают во двор Верочкиного дома. Скрежещущий, раздирающий на части привычную тишину грохот их гусениц перемешивается с хрустящим шорохом ломающегося асфальта. Верочка и Витя отправляются на кухню и, вопреки обычаю, решают позавтракать. Свет Верочка зажигает на всякий случай только над плитой. Витя тщательно разводит в кастрюле с тёплой водой банку сгущённого молока.

Женский вопль, внезапно раздающийся со стороны соседней квартиры, заставляет их обоих вздрогнуть сильнее, чем все события вчерашнего дня.

Кричит опять Валя. Потоки нечленораздельной брани из, видимо, распахнутого ею настежь окна льются на улицу сплошным безостановочным потоком, перемежаемым то истерическим взвизгиванием, то гомерическим хохотом.

Раздаётся несколько оглушительных выстрелов, и снаряды, выпущенные почти в упор друг за другом в сторону соседской квартиры, начисто сносят и её, и кричащую женщину, и наружную стену Верочкиной комнаты вместе с балконом и находящимися в этой комнате запасами продуктов…

10

Вплоть до утра следующего дня всё, что происходит вокруг Верочки, она воспринимает как нереальность.

Вначале она ничего не помнит. Потом помнит, что окаменело стоит рядом с Витей в сохранившемся дверном проёме, глядя сквозь клубы повисшей в воздухе пыли на учинённый налетчиками погром.

Над тем местом, где раньше находился балкон, на фоне зыбкого предрассветного марева возникает сначала ствол автомата, а следом за ним — голова в небрежно расстёгнутом танковом шлемофоне. Какое-то время военный наблюдает результаты своих действий, а потом, выразительно зевнув и прихватив с собой несколько оставшихся в невредимости банок, исчезает из Верочкиного поля зрения уже навсегда.

Ей это безразлично. Зияющая дыра на месте соседской квартиры, убитая и выпотрошенная комната с завораживающими чернотой провалами вместо стен с двух сторон, обломки кирпичей и мебели вперемешку с растерзанными взрывами пакетами и коробками — всё видится словно бы издалека, напоминая кадры из просмотренных ранее документальных фильмов. Звуки слышатся приглушённо, как через ватное одеяло, не донося до сознания никакой осмысленной информации.

Витя трясет её за руки, за плечи и что-то говорит с повышенно-требовательной интонацией, но Верочка не понимает сути обращенных к ней слов. Потом, отодвинутая с дороги в сторону, она лишь безучастно наблюдает, как он лазает по руинам её бывшего дома, собирая по крупицам то, что можно ещё собрать, и бросает с налету, как придётся, в дверной проём не пострадавшего от расстрела коридора. Потом он куда-то уходит и возвращается обратно, перемещает с места на место груды кирпичей и завалы штукатурки, носит какие-то вещи, возникает то там, то здесь, нагруженный обломками досок, кусками мебели и водопроводных труб…

Потом он перетаскивает Верочку из уничтоженной комнаты в коридор через образовавшийся с той стороны завал, сначала безуспешно подталкивая её снизу, а потом, встав ногами на импровизированную баррикаду и подтягивая обмякшее тело за одежду наверх, руками и зубами, себе на грудь. После чего волоком, прямо поверху хаотично набросанных предметов, оттаскивает её на кухню. И возвращается обратно.

Верочка, лёжа на кухонном полу с безвольно сложенными на груди руками, слышит издалека стук заколачиваемых Витей в коридорную дверь досок: бомм-бомм-бомм-бомм… И проваливается в забытьё.

Очнувшись от не принёсшего облегчения сна, она находит в себе силы слегка растереть затёкшую на жёстком полу поясницу. Витя шебуршится в коридоре, и, глядя на яркие, прыгающие по стенам полосы света, Верочка понимает, что у него в руках карманный фонарик.

«Света нет?» — спрашивает Верочка мальчика.

«Есть», — глухо отвечает тот и тут же добавляет с иронической интонацией: «Я экономлю».

Верочка судорожно усмехается, и произнесённая Витей фраза начинает казаться ей всё более и более забавной. Она смеётся, сначала отрывисто, потом уже без остановки и всё более громко, пока, наконец, не в силах совладать с собой, не переходит на безудержный истерический хохот. Слёзы катятся по её перекошенному лицу, и Верочка чувствует на губах их солёно-горький привкус. Сквозь непрерывно льющиеся по щекам потоки она видит, как Витя появляется перед кухонной дверью и наблюдает за её хаотическими телодвижениями. К его макушке многочисленными перекрещивающимися оборотами бинта привязан горящий карманный фонарик, и свободные белые концы узких марлевых полос свисают с обеих сторон от ушей до самых плеч юноши. Это кажется ей невероятно смешным, и Верочка, уже почти не замечая ничего вокруг, бьётся в захлебывающихся визгом спазмах смеха об окружающую её мебель. Потом Витя, видимо, приносит из ванны воды — и Верочка чувствует на лице спасительный удар выплеснутой на неё с размаху отрезвляюще холодной жидкости.