Лариса Баграмова - Проза

Донеся деревяшки до песочницы, Верочка падает в неё на спину уже совсем без сил и поднимает глаза на небо. Бледный лунный диск всё так же продолжает неподвижно висеть над засохшими деревьями, распространяя сквозь неплотные, почти неподвижные облака своё призрачное сияние. Звёзд не видно совсем. Верочка закрывает глаза и ненадолго погружается в бессонное забытьё. Наверное, именно так спали первобытные люди в ожидании постоянной опасности…

Дома она складывает доски в прихожей, и остаётся спать там же, подложив под голову дублёнку и накрывшись сверху спортивной курткой. Она не может позволить себе рисковать…

6

Утром Верочка просыпается от телефонного звонка. Настойчивая трель врывается в уши, неся с собой одновременно и надежду, и тревогу. Звонить может только Лена, больше Верочка ни с кем не общается. Но какие новости та хочет ей сообщить?

Верочка выбирается из-под куртки и, морщась от ноющей боли в дрожащих мышцах, добирается до телефона.

«О-ой, Соня! О-о-о-о-ой!» — доносится до неё стонущий женский голос, — «Ой, с Мишей-то какая беда…»

«Я не Соня, вы ошиблись», — пытается донести она информацию до абонента на том конце телефонного провода.

«О-ой, какая же беда!» — заходится рыданиями женщина.

Верочка делает несколько попыток привлечь её внимание, и, наконец, неожиданно для самой себя задаёт вопрос: «А что с Мишей?» — хотя это она уже знает…

«О-ой, нет больше Миши», — слышится ожидаемый ответ, и у Верочки сжимается сердце. А если ли бы это действительно звонила Лена? И сообщила бы ей что-то подобное? Хотя подруга вряд ли бы стала звонить. Сколько она помнит Лену, та всегда говорила, что в критической ситуации скорее сойдёт с ума или покончит с собой одним махом, чем будет мучиться или ожидать помощи и сочувствия. Лена всегда была слабой. Какие они с ней разные! Потому, наверное, и стали лучшими подругами… Впрочем, ради Машеньки и Лена будет бороться за жизнь, её и свою, пока есть силы. А Миша вот не стал или не смог. Или ему помогли…

«Соня, что же ты молчишь!» — голос в трубке становится требовательно-гневным, — «Соня, нет больше Миши!!»

«Я знаю», — шепчет Верочка и собирается с силами, — «Миша… Миша — он был очень хорошим, он был таким… правильным, настоящим… Я… Я тоже плачу… Я… Мне будет его не хватать… Мишу никто не заменит», — голос Верочки ломается и переходит в судорожное дрожание. И вот уже обе женщины голосят в телефонные трубки по покойному Михаилу…

После телефонного звонка Верочке становится легче.

Она утирает тыльной стороной ладони слёзы и замечает на ней грязные разводы. Надо вымыться. Ванна уже много дней стоит до краёв наполненная водой, на случай отключения водоснабжения. Но сейчас необходимо рискнуть.

Верочка набирает воды во все имеющиеся в доме ёмкости и вытаскивает из днища пробку, туго обмотанную полиэтиленовым пакетом. Вода убывает и с утробным звуком закручивается в воронку. А в Австралии воронка вращается в другую сторону — вспоминает Верочка прочитанное ею в одном из журналов.

Бойлер работает, и Верочка наполняет ванну тёплой, почти горячей, пенистой от душистого шампуня водой. В шкафчике под раковиной у неё хранятся игрушки, и Верочка достаёт их на свет: жёлтую резиновую уточку с широким ярко-красным клювом и четырёх маленьких жёлтых утят с клювиками поменьше. Верочка купила их после гибели Максима. Если бы у них был ребёнок, он играл бы с этими игрушками. А Верочка мыла бы его прозрачным детским шампунем, тем, от которого не щиплет глазки.

«Слава Богу, что этого не произошло!» — с умиротворением думает Верочка.

Она бросает игрушки в ванну и залезает туда сама, погрузившись в расслабляющую воду по плечи. По белому потолку бегают блики дрожащей от её движений воды. Верочка закрывает глаза, и весь мир исчезает в потоках приятной истомы, расползающейся по телу. С Леной всё хорошо, и с Машей, и со всеми её коллегами и знакомыми. И с ней. Просто период в жизни такой выпал — не самый удачный, но всё пройдет, и всё опять будет, как было. Надо только немного подождать. Пока снова распустятся листья…

После ванны и чая Верочка собирается с силами, чтобы закрыть изнутри окна квартиры принесёнными вчера досками. Их надо хотя бы шестнадцать, а в наличии пока есть только четырнадцать. Ничего, ещё две доски она где-нибудь раздобудет позже. А может быть, и больше. На всякий случай.

Дюбели для крепления досок по краям окон она забила в стену заранее, ещё когда на улицах было шумно, а люди настолько были поглощены собой, что не обращали на окружающее практически никакого внимания. А балконную дверь заделала наглухо ещё раньше — теми брусьями, что остались в кладовке от прошлогоднего ремонта.