Эдуард Веркин - Мертвец [litres]

– Ошейник, говоришь… – скучно промурлыкал Сенька, но я понял, что он заинтересовался.

Клюнул. Он всё-таки ещё молодой, хотя и такой умный вроде как.

– Он пока не выставляется, пока в фондах хранится. Сам понимаешь, такую вещь не будут просто так выставлять, чтобы каждый дурак пришёл и посмотрел… Он пока в сейфе лежит. Но Катька мне уже показывала…

– Ну и?!

– Ошейник как ошейник. Тяжёлый, железный. Изучат и на пса приладят. Скоро.

Сенька задумался и стал с сомнением смотреть вдоль улицы Крупской.

– Очень интересная информация, бразер, очень интересная, – сказал он. – Спасибо, можешь идти…

– Сам можешь идти, – огрызнулся я.

И отправился домой. Больше всего мне хотелось сделать две вещи. Во-первых, всё-таки пообедать, физический труд он голод вызывает. Во-вторых, хотелось подумать. Про то, что произошло. На трезвую, то есть на спокойную, голову. Я сказал себе, что думать не буду, но сейчас вот я вдруг понял, что не получается, начал думать ещё по пути домой, плёлся по Любимова и медленно наливался злобой.

Я понимал, как всё это происходило, как мать и отец всё решали. Они так решали: «Из двух зол выбирать следует меньшее, а он всё равно ничего пока не понимает…» – ненавижу все эти народные мудрости.

Когда я начинал это представлять, ну, как они сидят и всё планируют, про то, что я должен с этим гнилорожим дружить, что говорит мать, что говорит отец… Причём картина эта возникала в таких мелких и паскудных подробностях…

По-настоящему злиться нельзя. Во всяком случае, слишком часто. Можно заболеть. Вон взять соседей. Соловьёв-старший злой как собака. И поэтому у него регулярно обостряется язва, его отправляют в Кострому, где делают операцию, примерно раз в год это происходит. И потом он даже в сортир сходить нормально не может, как зайдет, так мат на всю улицу стоит. И всё это от злобы.

Хотя это он, может быть, как раз оттого злой, что больной? Ну, не знаю.

Короче, надо было что-то сделать для отвлечения. Для перемены мыслей. Для соскоку. И я стал думать про то, как неплохо бы взять и попасть в прошлое. Год этак в тысяча восемьсот двадцать седьмой. С моими сегодняшними знаниями.

Это всегда помогало. Настроение поднималось, я начинал воображать, как я всё правильно устрою. Как для начала я изобрету динамит, крекинг нефти и двигатель внутреннего сгорания, построю заводы и введу восьмичасовой рабочий день, как построю свой собственный город, как будет там хорошо жить, а на завтрак всегда печёная курица и бутерброды с икрой.

Отчасти помогло и в этот раз. Я увлёкся строительством виртуальной империи, подзабыл про Упыря и не заметил, как добрался до дома.

Дома было хорошо. Родители на работе, а Сенька отправился хлопотать о похоронах пока ещё живой собаки Шахова. Я заглянул в холодильник, нашёл тушёную капусту, поставил греться на газ. Отломал от батона горбушку, стал есть.

Почти сразу в окно постучали. Я испугался, что это пожаловал голодный Вырвиглаз, но оказалось хуже.

Упырь.

Улыбался. Недавно же разошлись…

– А я это… К тебе решил зайти.

– Зачем?

– Просто. Мы уже сколько дней дружим, а так ещё толком и не поговорили.

– О чём? – спросил я.

– Обо всём.

По кухне пополз запах горелой капусты.

– Погоди, я сейчас.

Я не спеша перемешивал капусту и думал: неужели он такой дурак? Неужели он не понимает, что мне неохота с ним дружить? Неужели он такой кретинчик?

Капусту я спас, аппетит спасти не удалось. Поглядел в окно. Никуда он не делся, стоял под окном, нюхал георгин.

– У тебя хобби есть? – спросил он.

– Есть, – ответил я. – Люблю пожрать, знаешь ли.

– Я тоже, – хихикнул Упырь. – Мама говорит, что я такой обжора, каких свет не видел.

Да насрать, какой ты там обжора!

Подумал я, но вслух ничего не сказал.

– Тут у вас цветы такие хорошие, как называются?

Остатки аппетита стремительно рассасывались в прах. Упырь продолжал:

– А мы ещё не успели никаких цветов посадить, но мама посадит обязательно. Когда цветы возле дома растут – это здорово и красиво. Может, твоя мама моей маме даст потом семян…

За что мне всё это?! В прошлой жизни я был негодяем, это не вызывает никаких сомнений. Это точно. Я предавал Родину, отбирал у голодающих хлеб, жестоко обращался с животными. Теперь у меня есть Упырь. Моя мама даст его маме семян!

– У нас цветов нет пока, только старые какие-то, засохшие. И пруд во дворе. А папа в пруд рыбу выпустил, китайского оранжевого карпа, ему надо специальный корм привозить, специального китайского червя. Ты рыбалку любишь?