Дюла Чак - Глемба

Пройди по селу из дома в дом: где еще стену украшает фотография, которая документально подтверждает, что запечатленный на ней человек принадлежал к американским богатеям? Пусть мне возразят, что ему ничего не перепало из миллионов тестя; не перепало деньгами, зато Глемба получил возможность жить в определенных условиях, в определенной обстановке, где все существование зиждилось на материальном благополучии.

Или скажите мне: кому из обитателей села удалось породниться с самым богатым семейством в округе? Правда, брак этот завершился неудачно, но суть в том, что он все-таки состоялся! Глемба занимал такое положение, которое сделало этот брак возможным…

Пойдем дальше: назовите мне еще хоть одного человека в Морте, у которого были бы столь обширные связи с высокопоставленными лицами, как у Глембы! Конечно, случайные знакомства могут быть у каждого. Сплошь и рядом удается человеку выбиться из грязи в князи, и тогда бедные родственники не устают похваляться знатным сородичем, покуда тому это не станет в тягость и он не перекроет все лазейки, через которые неугомонная родня тоже стремится пробиться наверх.

Но и здесь выходит неувязка: Глемба не состоит в родстве ни с одним из высоких чинов, которые приглашают его в крестные отцы, достают для него заграничные лекарства, наведываются в его деревенскую лачугу лишь для того, чтобы побеседовать с ним… К чему далеко ходить за примерами: вот ведь я никакой ему не родственник, а млею от блаженства, чуть только Глемба дозволит оказать ему услугу…

Застыв на перекрестке, я погрузился в глубокие размышления; мне почудилось, будто кто-то дважды окликнул меня, но я не был в этом уверен и двинулся дальше, собираясь продолжить свои рассуждения. Однако оклик действительно относился ко мне: какой-то мужчина догнал меня и схватил за плечо.

— Что ж это ты, знакомых в упор не замечаешь? — воскликнул он у меня над ухом. И тут я узнал его: мой сослуживец и один из спутников в зарубежных поездках. Удивленная ухмылка расползлась у него по физиономии, и он спросил: — Ты что, старик, поднабрался?

— С чего ты взял? — парировал я несколько свысока.

— Разговариваешь сам с собой, будто пьяный…

— Я?

— Ну а кто же! И руками размахиваешь…

Мне не оставалось ничего другого, кроме как скроить веселую мину и присоединиться к его смеху.

— Вид у меня, должно быть, как у чокнутого!

— Законченный псих, — подтвердил сослуживец.

— Самое любопытное, что я как раз думал об одном психе, — пояснил я. — Приходилось тебе слышать, что человек вроде бы вполне логично мыслит и поступает, а сам при этом одержим какой-то одной мыслью, навязчивой идеей, как это бывает у сумасшедших?

— Как не слышать! — с шутливой серьезностью подхватил мой коллега. — Даже среди наших общих знакомых такие найдутся.

— Кого ты имеешь в виду? — с жадным интересом ухватился я за его реплику, надеясь, что анализ еще одного клинического случая поможет мне раскусить Глембу.

— Шефа, конечно, — сказал сослуживец.

Я испытал разочарование, поскольку начальника своего совсем не воспринимал как сумасшедшего: у него был один пунктик — добросовестное выполнение подчиненными своих обязанностей, — но принять это за манию мог разве что мелочный недоброжелатель.

— Ах так… — пробормотал я и, сославшись на срочные дела, поспешно распрощался.

Жена, естественно, встретила меня упреками, и поверьте, что, применяя это выражение, я приукрашиваю действительность. Она долго пилила меня по своему обыкновению и несколько раз заявила, что я просто невыносимый тип.

— Нежданно-негаданно затащить гостя в дом, поставить меня в идиотское положение, а потом выпереть человека за порог ни с того ни с сего! Что это за прихоти дурацкие?

— Понимаешь, меня вдруг осенило, — произнес я безразличным тоном, будто и не слышал криков и упреков. — Глемба — самый настоящий сумасшедший.

— Хотя бы и так, но это — сущие пустяки в сравнении с твоими сумасшедшими выбрыками. Сперва зазвать человека в дом, а потом ни с того ни с сего выставить!

— Он довел меня до белого каления.

— Чем это?

— Заявил, что он, видите ли, правит миром…

— Что ты плетешь?

— Не я плету, это он наплел тут разных философских мудрствований. Сначала туманными намеками давал понять, каким должен быть идеальный человек, который правит миром, а потом заявил, что он и есть тот самый человек. Он вообразил себя правителем мира.

Прищурясь, жена пристально всматривалась мне в лицо.