Тихон Корнев - Запрещено для детей. Пятый номер

Придумал я сериал, продакшен утвердил на канале, сняли пилот, заказали сезон, и… ушел я. Канал прислал своего редактора, он задал несколько вопросов, а я понял, что ну-не-могу. Год спустя звонят с продакшена, говорят — вернись, мы думали, ты погорячился, а он год нас мучал, носили на канал, носили, пока там, не говорят: Ребят, с самого начала всё было хорошо. Куда вас ведет? Что вы нам носите?

Так вот, редактор этот повторял неоднократно: «мне не важно, хорошо-плохо, мне важно, чтобы все законы соблюдены были».

Не хочу я с редакторским цехом какие-то обиды сводить, встречались мне и очень крутые профессионалы. Лёня Девяткин, где ты теперь, друг? Мне тебя на каждом проекте недостает.

Бывает сам чуешь: не то что-то со сценарием. Но понять не можешь и поддаешься общему психозу — мидпойнт же смещен! Ща мы его к серёдке кияночкой подобьем, и всё заиграет. Не помогло? Так это в сюжете неувязки увязать надо, и еще пяток сцен добавить, чтоб разжевать все вопросы, которые у зрителя возникнуть могли… И всё больше мертвечина какая-то по истории расползается, пока не получается гармонично сложенный скучный… труп. Тогда вдруг, по бреду, откатишься на десяток редакций назад и к прежним нестыковкам из сюжета еще пару колен выломаешь, а пояснять, что там случилось, если и будут, то смутно, впроброс, обрывками диалогов. Всё станет короче, емче, тайна какая-то появится, драйв. И вопросы о неувязочках почему-то возникать перестанут. Не потому, что их нет, а потому, что не скучно, некогда нестыковки искать.

Редакторы, сценаристы, давайте жить дружно. Мы «драмаделы» тоже не фунт изюма и упираться горазды за каждую строчку, и никого кроме себя не слышим, как тетерев на току.

Коллега, научись отличать тех, кто с тобой в одной команде, хочет хороший фильм сделать и с ощущением причастности его поглядеть. Подожмись, поверь на слово, перелопать, как предлагают, сам, может, в новый сюжет как бультерьер вцепишься.

Но завидев вместо редактора «аудитора из налоговой», который вместо квартального отчета у тебя в сценарии недостачу искать, пришел — ложись костьми, вот просто «простите, но с этим редактором я не смогу работать».

Ну уволят — уволят, Зато как по Европе шагали… Может, вернут через год, а может, редактор этот кармически был послан, чтобы привести на проект нового автора и к твоей основе прикрутить какие-то его скилы, которых у тебя нет. Важно ведь хороший фильм сделать, а не доказать всем, что ты прав.

Мне потом на рерайт попал сценарий того самого редактора, что год продакшен мой сериальный насиловал. Даже рассказывать скучно. Вот имел я счастье, хоть и в переводе, править сценарий одного видного зарубежного теоретика кинодраматургии, профессора, у которого книжки, семинары, в университете сценаристам преподает… Сидит главный герой сиднем, подошел к нему персонаж — поговорили три минуты, ушел, подошел второй — еще три минуты про то же самое поговорили, ушел, подошел третий — еще три минуты… Нельзя такое неподготовленным умам читать, эго разрастается непомерно.

Теперь у меня над рабочим компом портрет Ноа Хоули висит. Чтоб не возгордился, чтобы грустен был и растерян.

До выхода «Гоголя» наткнулся на разгромную статью женщины Алёнушкиной, которая шершавым языком передовицы «Культура» клеймила авторов за то, что Башмачкина сделали маньяком-людоедом, и вообще это «весьма дивный опус, в который смогут влюбиться только фанаты категории „B“». Читать как: «кому понравится, тому просто одно барахло нравится, deal with it!».

И что-то заробел я, как в школе, когда сочинения писал, что вот не близок мне Тарас Бульба, Андрию сочувствую, сам бы может перебежал… Пишу и думаю — «как бы чего не вышло». И вышло — отмутузили перед всем классом.

На «Гоголе» детская психотравма моя регулярно восставала — это же КЛАССИК, ну кто я такой, чтобы хоть букву поменять, Алану Муру можно «Лигу выдающихся…», его ни одна «алёнушкина» американская не попрекнет, а нам позволено только канонический текст пересказывать с придыханием и по учительской методичке.

В порядке выдавливания из себя раба школьной программы:

Всего, боюсь, не успею… вы тогда или разбирайте, что есть, или своего накидайте и давайте уже жить, не оглядываясь на внутреннюю нашу «алёнушкину».

«Аэлита» Толстого — наше время. Начинается вторжение с Марса. Потому что там победил и стал во главе марсиан революционный солдат Гусев, замастырил первостатейную диктатуру, а когда узнал, что тут красные продули, приехал по старой комуняцкой традиции с братской помощью.