Нина Вяха - Завещание

– Прошу прощения! – почти выкрикнул старший брат, и теперь Сири осталась довольна. Вся белая от бешенства она смотрела на парня дикими глазами.

– А теперь быстро исчезли отсюда, чтобы мы могли спокойно пройти, – прошипела она всем троим и, взвесив в руке камень, легонько подбросила его в воздух перед собой.

И братьев тут же как ветром сдуло, издевательский смех сменился громкими всхлипами.

А Ило и Сири остались и еще долго смеялись над случившемся. Проходя мимо валявшейся на дороге корзинки с клубникой, Сири с такой силой пнула ее ногой, что та улетела в канаву. Они с братом решили пройти чуть дальше, чтобы добраться до воды и смыть с себя глину, и по дороге вспоминали случившееся. Ило шумно восхищался решительностью и талантами своей сестры.

– У тебя потрясающая меткость! Ты могла бы стать стрелком из лука! Участвовать в Олимпиаде!

И он изображал свою сестру, как та медленно приближается, взвешивает камень в руке, размахивается и швыряет. Сири чувствовала себя очень смущенной, она не привыкла к такому бурному проявлению эмоций. Но при этом она понимала, что ничем хорошим это все равно не закончится.

– Прости меня, Ило.

Брат взглянул на нее теперь уже серьезно.

– Все уладится, – сказал он и улыбнулся.

Но они оба знали, что это неправда.

Вопреки, а, может, именно благодаря случившемуся день выдался совершенно замечательным. Впрочем, перед бурей, которая вот-вот разразится, жизнь всегда кажется замечательной.

Коровы стояли в воде у берега и объедали сочную зелень, лениво отмахиваясь хвостами от мух и оводов. Сири и Ило выстирали одежду, вымылись сами и теперь сидели на бережке, наслаждаясь прохладой. Им удалось отстирать почти всю глину, и появился шанс избежать взбучки дома.

* * *

Последние денечки в Аапаярви выдались горячими. Для всех. Особенно для детей. Сири смогла увидеть это только теперь, когда множество других посторонних вещей больше не заслоняли ей обзор. Дети уже привыкли к отношениям между родителями, лишенным уважения и нежности, где муж пользовался каждым удобным случаем, чтобы унизить жену, но в последнее время все стало еще хуже – больше ссор, брани и ругани, пока Пентти наконец не понял, что все серьезно, и она действительно решила оставить его, и тогда стал еще злее по отношению к ней и детям. Он лгал детям, и этого она не могла ему простить. Сири прощала ему почти все на протяжении многих лет, но отныне пути назад не было, чаша ее терпения переполнилась, и она больше уже не могла простить ему ни малейшей провинности, и замечала все его мелкие пакости и указывала на них. Что в свою очередь приводило Пентти в еще большую ярость.

Он не хотел иметь детей. Сири это знала, и дети тоже знали, потому что он всегда с удовольствием сообщал им, что они ему уже не нужны теперь, когда он больше не хозяин земельных угодий. Следовательно, ему больше не нужны наемные работники. Само собой, дети никогда не получали деньги за свой труд, но теперь ему даже бесплатная рабочая сила была не нужна. Но он все еще мог угрожать ей и он мог угрожать им и, несмотря на то, что Пентти больше не мог испугать ее, он вполне мог напугать детей, во всяком случае, самых маленьких, что он охотно и делал. Сири приходилось постоянно находиться возле них, а если ей требовалось ненадолго отлучиться по какому-либо делу, то приходилось терпеливо объяснять им, куда и зачем, чтобы они не думали, что она их бросает, потому что иначе Пентти не преминет им об этом сообщить.

Когда Сири нашла дом в Куйваниеми, Тату отвез ее туда вместе с Онни, чтобы все хорошенько осмотреть. Дом она нашла по объявлению о продаже. Сири случайно на него наткнулась, когда собиралась растапливать баню старой газетой во второй половине дня в субботу. В понедельник она уже звонила маклеру и, запинаясь, объяснила ему, что ищет дом с небольшим участком земли, и может быть у них есть что-нибудь подходящее на примете.

– Не обязательно в Торнедалене, – торопливо добавила она.

Но маклер рассмеялся и сказал, что для бюджета самый лучший вариант – именно Торнедален, но, к сожалению, на данный момент на рынке нет ничего подходящего. Сири упала духом.

– А южнее ничего нет?

Маклер вздохнул и сказал, что он должен порасспрашивать коллегу, и пока Сири ждала, держа трубку возле уха, она слышала неразборчивые голоса на другом конце провода, и спустя какое-то время, которое показалось ей целой вечностью, в трубке снова прозвучал голос маклера.