Нина Вяха - Завещание

Оба они были простыми людьми, крестьянами, как и все в их роду, – сначала крепостными, потом, когда времена изменились и финны обрели свою независимость, стали свободными, но нищими.

Всю свою жизнь они практически безвылазно прожили на одном небольшом клочке земли радиусом в двести метров, как и все их предки, и как большинство людей в те времена. У них просто не было выбора. Они даже в мыслях не осмеливались мечтать о другой жизни. Да и не было у них никакой возможности узнать о чем-то еще, потому что это ведь так стыдно – делиться своими переживаниями с другим, к тому же Финляндии в отличие от Швеции не пришлось пережить столь интенсивного потока эмигрантов, но это вовсе не означало, что люди здесь жили в достатке.

Тот, кому довелось пережить голодное время, не забудет этого никогда. И чем дольше длится голод, тем больше накладывает он свой отпечаток на человека. Родители Сири, как уже было сказано, происходили из многодетных семей, и им доводилось видеть, как многие из их сестер и братьев погибали от голода или от недоедания. Можно сказать, что именно нежелание похоронить детей по одной из этих причин сплотило их. Так что это отнюдь не любовь свела их вместе, that's for sure [16].

Любовь – роскошь для богатых, которые могут себя прокормить. Для бедных людей от нее нет никакого проку, она лишь помеха на пути к тому, что важно, тому, что действительно имеет значение: еда на столе, потребность выжить любой ценой, и почему вообще так важно выжить любой ценой? Что может быть хорошего в такой дерьмовой жизни?

Люди так непроходимо тупы, а человеческое тело и его инстинкты настолько сильны, что не лучше ли нам рождаться на свет со встроенным механизмом самоуничтожения? И если условия жизни становятся настолько невыносимыми, что уже ломают тело, то не проще ли наплевать на попытку продолжать род дальше и просто закончить свои дни в страданиях?

Несмотря на заботу и постоянную бережливость родителей, дети все равно голодали. Мать с отцом делали все, что могли, но этого было недостаточно. Сири так толком и не выросла, и если бы в те времена уже существовали медсестры из Всемирной организации здравоохранения, они были бы чрезвычайно обеспокоены кривой, отображающей динамику роста девочки, потому что та совершенно не соответствовала стандарту! Сири была маленькой, с сероватым карельским оттенком кожи, – всю жизнь ее преследовал этот грязно-коричневый цвет, пока не наступало лето и не расцеловывало щеки и кончик носа и они не становились глубокого медового оттенка, – а еще ноги-палочки и костлявые бедра, и панталоны с нее вечно сваливались. Ее худоба и маленький рост стали несчастьем не только для нее, но и для ее родителей, и, должно быть, именно поэтому мать Сири так сильно невзлюбила дочь.

Возможно, причина крылась в том, что она родилась девочкой, а потому толку от нее было меньше, чем от мальчика. А может, все дело в неотвязной мысли, что, несмотря ни на что, у них всего четверо детей, и возможно, все-таки один ребенок лишний?

Первые воспоминания Сири были связаны с болью. Обжигающие оплеухи, таскание за волосы. Да, она была живым ребенком. Совсем как ее братья. И никогда не получала ничего из того, что получали другие девочки ее возраста. Только трепку и затрещины от матери, а еще чаще – от братьев. Но никакие трепки не могли погасить свет в ее глазах.

Она была точь-в-точь как то время года, в которое она родилась, с его буйством цветов и красок, и несла радость повсюду, куда бы ни пошла. Уже с ранних лет Сири помогала по дому и постоянно при этом напевала. Мать беспрестанно шикала на нее, но ей было трудно сдержаться – звуки так и лились из нее. Она была, как и многие люди в Карелии, маленькой, но очень живой, словно настоящий жаркий день, без тучек на небе.

* * *

Для тех, у кого нет скотины, о которой нужно заботиться, и земли, на которой нужно вкалывать, лето проходит совсем по-другому. Оно становится временем для ленивого копания в огороде, выращивания цветов и отдыха. Отдыхать, отдыхать и еще раз отдыхать – вот главный девиз большинства. Это лето стало первым для Онни и даже для Сири, пятилетнего и пятидесятипятилетней, которое они провели без работы. (Сири родила своего последнего ребенка в сорок девять. Газета «Вести Похьолы» прослышала об этом и даже хотела сделать репортаж о почти пятидесятилетней роженице, но Сири решительно отклонила их предложение).

Они проснулись поздно, без будильника, около девяти, после чего сварили себе утренний кофе. Сидя на бочке во дворе, Сири пила свой – черный с большим количеством сахара и сливок. Через распахнутое окно кухни доносились голоса радиодикторов и горько-сладкие мелодии шлягеров. Сири счастливо вздохнула и чуть прибавила громкость, когда нежный тенор проникновенно запел о глубокой тоске и о большой всеобъемлющей любви. Все закончилось тем, что она пустилась в пляс прямо там, на крылечке и, подняв Онни высоко в воздух, закружила его с восторгом пятидесятилетней женщины.