Нина Вяха - Завещание

С этого момента Тармо принял твердое решение изучить себя внутреннего и вытащить его наружу. Кто знает, вдруг в нем скрывается нечто совершенно потрясающее!

После того первого раза на ковре в комнате Томаса последовали другие. Одноклассники, казалось, спокойно восприняли их зарождающуюся… да, а как на самом деле можно было обозначить их отношения? Они трогали друг друга только дома у Томаса. В трамвае или в школе они ограничивались лишь простыми прикосновениями кончиками пальцев и дальше этого никогда не заходили. Но все равно было видно, что между ними что-то произошло и продолжает происходить.

Взгляды украдкой, гримасы недовольства, когда кто-нибудь говорил нечто, что наталкивало их на мысли о своей собственной непохожести на других, а как порой сложно им было удержаться от смеха и маскировать его приступом кашля или еще каким-нибудь изощренным способом.

Впрочем, их одноклассники были воспитанны и тактичны и, казалось, ничего такого, о чем им следовало умалчивать или держать в себе не существовало. Юные гимназисты-интеллектуалы предпочитали абстрагироваться от реальности и чаще говорили о том, что прочитали в книгах или увидели в театре, и сплетни в их среде по большей части не приветствовались. Казалось, большинству они были неинтересны, ведь каждый считал, что он пришел на землю с высокой и благородной целью. А сплетничать – занятие для тех, кто больше ничего другого не умеет.

Однажды днем, когда они, как обычно, лежали на полу и целовались, дверь в комнату Томаса внезапно распахнулась. На пороге стоял отец Томаса, хирург Аннердаль, худощавый мужчина в начищенных до блеска ботинках, в дорогом костюме, со стальным взглядом голубых глаз и такими же темными как у Томаса волосами, только седыми на висках, хотя иногда казалось, что он их специально подкрашивает, чтобы еще больше подчеркнуть свой статус.

Хирург молча смотрел на сына и его приятеля, секунды шли. Пять, десять, пятнадцать. Время замерло, словно хирург Аннердаль обладал способностью замораживать его одним своим ледяным взглядом, но тут он повернулся на каблуках и так же стремительно, как и появился, исчез, с грохотом захлопнув дверь. Осталось только эхо удаляющихся шагов.

Томаса потряс неожиданный визит отца. Он моментально вспотел и затрясся как в лихорадке, а когда Тармо попробовал коснуться плеча друга, то тот нервно вздрогнул.

– Думаю, тебе будет лучше уйти, – сказал Томас.

На Тармо он при этом старался не смотреть.

– Я не могу оставить тебя одного в такую минуту, – попробовал возразить Тармо.

– Ничего страшного. Мне просто нужно немного отдохнуть и прийти в себя.

Тармо нехотя собрал свои вещи и попятился из комнаты. Он подумал о своем собственном отце – сделал бы Пентти, оказавшись в той же ситуации, то же, что и хирург Аннердаль, и как бы это повлияло на него самого. Когда он уходил, Томас не выглядел испуганным или рассерженным, скорее просто усталым, и у Тармо было очень неспокойно на душе – короче, он действительно переживал за своего друга, когда возвращался домой по окрашенным розовым заревом заката улицам в тот октябрьский вечер. Ночью он плохо спал, снова и снова видя перед собой лицо своего друга.

На следующий день Томас не пришел в школу.

Тармо весь день мучился от снедающей его тревоги. Казалось, никто больше не заметил отсутствия Томаса, но Тармо ни о чем другом думать не мог, ему было сложно сосредоточиться на уроках, он с трудом проглотил свой бутерброд в перерыве – кусок сыра не лез в глотку, и ему пришлось выплюнуть его в салфетку.

После занятий он сел на трамвай и, сойдя на нужной остановке, привычной дорогой направился домой.

Но перед домом Томаса в нерешительности остановился.

Зачем его ноги, его тело привели его сюда? Для чего?

Он нашел взглядом окна Томаса. В них горел свет.

Что же ему теперь делать? Как бы Томас хотел, чтобы он поступил в таком случае?

Он помнил, как друг отшатнулся от него, его реакцию на появление отца.

Но при этом он помнил его поцелуи, помнил, как Томас прижимался к нему своим твердым членом, и в конечном итоге именно эротические воспоминания подтолкнули его вперед, и Тармо, собравшись с духом, отворил дверь подъезда и по мраморной лестнице поднялся на четыре лестничных марша вверх на этаж, где жили Аннердали.

Он долго стоял перед дверью, прежде чем осмелился нажать на звонок. Нажал. И затаив дыхание смотрел, как спустя долгое время Томас наконец открыл ему дверь.