Дженн Беннет - Звезды в твоих глазах

Я слышу, как он сквозь зубы ругается.

– Можешь не сомневаться, здесь нет никаких щелей. Давай спать, Зори.

Ну нет, так не пойдет.

– Леннон? – шепчу я.

– О боже!

Я сердито морщусь и решительно стискиваю в темноте зубы.

– Слушай, я тут подумала… Поскольку есть вероятность, что тени этих пещерных троллей могут подкрасться к нам и попытаться убить, когда будешь спать, держи топорик под рукой. Просто так, на всякий случай.

– Когда я сплю, он всегда рядом со мной.

– Точно?

– Просто так, на всякий случай.

– От этого мне ни капли не легче, – возражаю я. – От твоих слов меня не покидает чувство, что ночью мы здесь действительно подвергаемся опасности.

– Конечно же подвергаемся. Ты видишь дверь, которую мы могли бы закрыть? В этом гроте мы беззащитны… и случиться может что угодно.

Я сажусь, не заботясь о том, чтобы выбраться из спальника.

– Слушай, Леннон.

– Куда же я денусь, другого выбора у меня ведь все равно нет, – бормочет он.

Я не обращаю на его слова внимания.

– Думаю, тебе надо спать здесь.

Молчание. Несколько секунд. Затем он говорит:

– Э-э-э… Что?

– Эта палатка на двоих, – говорю ему я, – я не собираюсь дарить тебе немного тепла своего тела, как ты тут недавно красноречиво выразился. Просто мне будет легче, если ты будешь рядом, когда меня будет убивать этот пещерный тролль.

Он ничего не говорит.

– Леннон?

– Да слышу я.

– И что?

– Мне надо подумать.

Я жду – с бешено бьющимся в груди сердцем. Слышится какая-то возня, вжикает молния, и у входа в мою палатку появляется силуэт. Расстегивается еще одна молния, и в образовавшийся проем просовывается темноволосая голова Леннона.

– Давай сюда рюкзак.

Я тащу его по полу палатки и подталкиваю к входу. Он исчезает и с глухим стуком опускается где-то рядом. Скорее всего, Леннон засунул его в свою палатку. Опять вжикает молния. Потом сетка перед входом отклоняется в сторону и рядом со мной на земле что-то разворачивается. Что-то вроде матраца из пеноматериала. Именно он в свернутом виде был приторочен в нижней части его рюкзака. За ним следует спальный мешок, который Леннон бросает на него сверху.

Он забирается в палатку и застегивает клапан, чтобы закрыть вход. Потом, не давая мне времени ничего понять, залезает в спальник, мелькнув черными трусами под футболкой, обнажающими мускулистые ноги…

После чего ложится рядом со мной. Палатка вдруг становится намного теснее.

– Довольна? – говорит он, в его голосе смутно ощущается злость.

Я тихо про себя улыбаюсь. Да.

– Это зависит от того, прихватил ли ты с собой топорик.

Вздох, вырывающийся у него из груди, чуть ли не эпический.

– Да я задушу этого пещерного тролля голыми руками. Устраивает тебя такой вариант?

– Да, поросеночек, – говорю я, копируя, как могу, Джеймса Кромвелла, – этого будет достаточно.

Клапан его спальника по виду мягче моего, Леннон взбивает его до тех пор, пока не превращает в подушку. Затем ложится на спину, подложив под голову руку. Я ложусь на бок, поворачиваюсь к нему лицом, сворачиваюсь калачиком и вглядываюсь в его лицо до тех пор, пока глаза не привыкают к тусклому свету. Мой взгляд скользит по угловатой, прямой линии носа и торчащей над бровью пряди волос.

– Прости, что я тогда не пришла, – шепчу я во тьме.

– Ты была мне нужна, – тихо отвечает он, – я чувствовал себя просто ужасно, и ты была мне очень нужна.

В голове всплывает образ его отца, и вдруг я неожиданно вспоминаю родную маму. Ее лицо. Ее смех. Пустоту, заполнившую меня, когда она умерла. Мне точно известно, что чувствует Леннон, и от этого все становится еще хуже. Потому что я никогда, даже если проживу миллион лет, не захочу, чтобы ему было так больно.

В пространство палатки врывается какой-то странный, сдавленный звук, и мне требуется некоторое время понять, что он плачет. Леннон никогда не хныкал. Никогда. Ни в детском возрасте, ни когда повзрослел. От его всхлипов мое сердце разрывается на мелкие кусочки.

Я инстинктивно тянусь к нему. А когда кладу руку на его судорожно вздымающуюся грудь, он хватает ее своими стальными пальцами. Для чего – чтобы меня отпихнуть? Этого я сказать не могу. На короткий миг мы замираем, ожидая, что будет дальше.

Что-то вроде напряженных сумерек.

Леннон поворачивается ко мне, я прижимаю его к себе, он тычется мне в шею лицом и тихонько всхлипывает. Чувствую на коже горячие слезы и обвиваю его руками. В ноздри врывается его аромат – шампуня, солнца, дыма от костра, резкий запах пота и благоухание сосновой хвои. Он стал сильнее, тверже, в нем куда больше проявляется мужское начало, чем в тот день, когда я в последний раз его обнимала. Такое ощущение, что он держит на плечах кирпичную стену.