Дженн Беннет - Звезды в твоих глазах

Плюс к этому Леннон. Он в мои планы не входил. А прошлой ночью, ворочаясь без сна в кровати, в те моменты, когда меня не тревожили издаваемые обитателями леса звуки, я без конца прокручивала в голове наши с ним разговоры, пытаясь понять, стали ли мы опять друзьями, хотел ли он вновь со мной дружить и хотела ли этого я. Но так и не пришла ни к какому конкретному выводу.

– Стало быть, родители посоветовали тебе пойти в этот поход из-за Бретта? – говорю я. – Они знают, что он тоже пошел?

– Ну да, – пожимает плечами Леннон.

– А то, что пошла я, Санни и Мак знают?

Когда он скребет ложкой по тарелке, собирая остатки овсянки, проносится резкий порыв ветра.

– Они потому мне и сказали. Чтобы я проследил… за твоей безопасностью.

На меня одновременно обрушивается шквал сотни эмоций. Я даже не пытаюсь в них разобраться и выдаю первое, что приходит в голову:

– Знаешь, я не дура и сама вполне могу о себе позаботиться. Не олимпийская надежда, в отличие от Рейган, но в этом идиотском турпоходе все же как-нибудь справлюсь.

– Конечно же справишься.

– Я умею определять тысячи звезд и совершенно уверена, что уж в карте разобраться точно смогу.

– А я и не говорил, что не сможешь. Ты вообще умнейший человек.

– Тогда почему из твоих слов напрашивается вывод, что я ни на что не способна?

– Способна, – со стоном отвечает он. – Даже более чем. Я доверяю тебе в миллион раз больше, чем любому другому на этой турбазе.

В самом деле? После того, как мы столько месяцев не разговаривали? От этого в моем сердце происходит что-то странное.

– Ты подумай, – говорит он, – если бы мне надо было узнать, Плутон настоящая планета или нет…

– Нет, не настоящая.

– …я спросил бы тебя. Но если бы мне нужно было выяснить, как сделать кальян для курения марихуаны, то обратился бы к Бретту. У каждого из нас своя специализация. Мой конек – пешие походы среди дикой природы.

– Но я-то этого не знала! – в отчаянии восклицаю я. – Твой конек всегда был другой – как пережить ночь в доме с привидениями.

– В определенном смысле разница не такая уж большая.

У меня кошки на душе скребут, а он тут шуточки шутит. Что-то я его не пойму.

– Это из-за того фотоальбома? – вдруг нервно спрашиваю я.

– Что?

– Ты поэтому отправился в этот поход? Почему родители заставили тебя пойти? Если ты и твои мамочки, узнав, что папа изменяет моей маме, просто решили меня пожалеть, то оставьте свое сочувствие при себе. Я в нем не нуждаюсь. У меня все в порядке.

– Ну уж нет, я тебя не жалею, я на тебя злюсь. А твоему папочке отхватил бы руки ржавыми садовыми ножницами. Потом бензопилой отпилил бы ноги и…

– Ну все, все! Я поняла, я все поняла.

Вот черт! В конце концов, это мой отец. Хотя, если честно, возмущение Леннона в глубине души мне приятно.

– И если бы в «Техасской резне бензопилой» за ним кто-нибудь решил погнаться, то это наверняка была бы Джой.

При этом ей захотелось бы отпилить ему не только ноги.

Он несколько мгновений молчит.

– Идти в этот поход меня никто не заставлял. Я сам решил. Надеялся, что…

Он вдруг умолкает и качает головой, из его груди вырывается тихий стон.

– На что? – допытываюсь я. – На что ты надеялся?

Он застывает в нерешительности.

– Скажи, ты по нам когда-нибудь скучаешь?

Его слова будто бьют меня под ребра. Удивительно, что я от них не падаю со стула.

Мне хочется закричать: «ДА!» А еще мне просто хочется кричать. Сколько ночей я пролежала без сна, рыдая по Леннону? Причина нашего разрыва была не во мне. Шоу под названием «Зори и Леннон» динамично двигалось вперед до того идиотского танца на вечере выпускников, а его финал можно в общих чертах обрисовать четырьмя пунктами. Можете мне поверить. Я тысячу раз перечисляла их в своем ежедневнике.

Пункт первый. Гуляя поздно вечером в последнюю неделю летних каникул, мы с Ленноном случайно целуемся. И перед тем, как спросить, как поцелуй может быть случайным, позвольте мне лишь подтвердить, что так бывает. Смех и схватка по поводу книги могут привести к самым неожиданным результатам. Пункт второй. Мы решаем провести Великий Эксперимент, вплетая в наши обычные отношения страстные поцелуи, причем никому ничего не говорим на тот случай, если из этого ничего не получится, чтобы иметь возможность сохранить дружбу, а заодно оградить себя от сплетен и вмешательства родителей. По сути, даже одного родителя – моего отца, всегда ненавидевшего Макензи. Пункт третий. Несколько недель спустя, с учетом того, что эксперимент, судя по всему, идет успешно, мы соглашаемся отказаться от тайной неплатонической дружбы и впервые появиться на публике на вечере выпускников как парень и девушка. Пункт четвертый. Он ничего не объяснил. Не назвал причину. Не отвечал на мои сообщения. Несколько дней не ходил в школу. Вот так все и закончилось. Годы дружбы. Недели чего-то большего, чем дружба. Все исчезло без следа.