Раду Чобану - Сумерки

Почувствовав себя отомщенным за «твою невестку», Север взял в руки ложечку и, причмокивая, стал отправлять в рот размокшие кусочки рогалика. Упоенный своей победой, он не придал значения безмятежному спокойствию Олимпии.

— Ты собрал с квартирантов плату? — помолчав, спросила она.

— Нет еще.

— Та-а-ак! Какой же от тебя толк? Чем ты-то занят? Ах да, дни и ночи напролет пишешь мемуары. Похвально! Так сказать, в назидание потомству — воспоминания герцога Николя де Нидвора. От процесса, который предложил тебе Валериу, ты отказался, я слышала. Даже плату с квартирантов потребовать робеешь. Вот уж они над тобой потешаются!

Старик рассердился.

— Послушай, Олимпия, не лезь не в свое дело!

Он торопливо хлебнул из чашки, поперхнулся, и Олимпия не преминула съехидничать, не сомневаясь, что достигнет цели.

— Ах, как ты изящно ешь!

Север с набитым ртом свирепо взглянул на нее, концы завязанной на шее салфетки торчали сзади, как заячьи уши.

— Ради бога, оставь меня в покое!

Несколько капель кофе по усам скатились на белоснежную скатерть.

— До чего же аккуратен! Настоящая чушка! Попробуй тут уследи за чистотой.

Старик сорвал с себя салфетку, с грохотом отодвинул стул и выскочил из-за стола.

— Совеем ополоумела! И что это за наказание такое, поесть человеку не дадут!

Он стремительно выбежал в коридор, схватил шляпу, трость, но, пока спускался по лестнице, остыл и даже пожалел, что не допил кофе, не доел рогалика.

На улице у подъезда Севера ожидала машина. Бывший его шофер, а ныне владелец собственного такси, широко улыбаясь, распахнул перед стариком дверцу и согнулся почти под прямым углом.

— Мое почтение, господин адвокат.

— Нет, нет, дорогой Петер, я пройдусь пешком. Поедет жена, их общество опять разыгрывает перед несчастными солдатами очередную комедию… А за мной приезжай к воротам кладбища… приблизительно в половине восьмого…

— Слушаюсь, господин адвокат. Счастливой прогулки.

Старик вяло помахал ему рукой, как народный вождь, утомленный постоянным поклонением.

Сутулясь и опираясь на трость с набалдашником из слоновой кости, он медленно удалялся.

Ничего примечательного в этом городе не было: дома как попало разбрелись по долине, безликий, скучный город, город торгашей и скопидомов, охотников наесться, напиться, вырядиться. С какой стороны в него ни войди, в нос шибало вонью, источаемой то ли скособоченными развалюхами, кое-как составленными в жалкое подобие улицы, то ли сточными канавами, тянущимися вдоль дороги. Потом появлялись дома попригляднее, точно они приподнялись с корточек и понемногу выровнялись. Тут же за длинными дощатыми заборами располагались где пивоваренный заводишко, где крошечная фабрика — прядильная, обувная или кондитерская, — где какая-нибудь мастерская, механическая или столярная. Тут же находились и кладбища, обнесенные высокими железными оградами: католическое, православное, лютеранское, иудейское, воинское. Дальше тянулся огромный пустырь, заросший сорной травой и заваленный мусором, где в грудах тряпья и отбросов рылись оголодалые и облезлые бродячие собаки. За пустырем снова шли дома, новые со старыми вперемешку. И так до самого центра. А уж в центре громоздились массивные суровые здания в три и четыре этажа с вычурными фасадами и с гипсовыми фигурами, непонятно что изображающими. Ясно было одно, что владельцы этих особняков — люди обеспеченные и уважаемые, недаром они не без гордости именовали свои дома дворцами. Между этими дворцами, как больной зуб в ряду золотых коронок, торчали то руины древней крепости, то буйные заросли сорняка, прикрывающие яму, откуда несло гнилью и сыростью. В одной из таких полуразрушенных крепостей с толстенными покосившимися стенами и низкими сводчатыми арками помещалась казарма. Целый день с ее огромного горбатого двора слышались команды и маршировка, а вечером резкий металлический вопль трубы оповещал город, что в казарме наступили часы отдыха. Неподалеку от казармы сгрудились корпуса больниц — детская, взрослая, инфекционная, кожно-венерологическая, гинекологическая и военный госпиталь. Оттуда разило йодоформом и креолином. Завершал этот архитектурный ансамбль неказистый морг. Здесь же, в самом центре города, между пышными зданиями Национального Банка и Дворца Правосудия приютилась хмурая тюрьма. Два раза в день ее широкие деревянные ворота отворялись, выпуская людей в арестантских халатах и вооруженных конвоиров с тупыми физиономиями сонных зверей.