Генри Крейн - Санта–Барбара V. Книга 2

Судья кивнул.

— Конечно…

И Джулия начала свой рассказ.

Как и всегда, повествование Уэйнрайт отличали предельная обстоятельность и лаконичность — она не упустила ни одного обстоятельства, ни того, что предлагал ей Джакоби, ни его шантажных планов относительно Мейсона, ни последнего разговора с этим человеком.

Единственное, о чем она не поведала суду, так это о роли в этой истории Гарри Брэфорда — Уэйнрайт сделала это лишь потому, что обещала своему бывшему возлюбленному не выдавать его…

Когда она закончила, Джакоби, посмотрев на Джаггера, произнес нарочито–наигранным тоном:

— Надеюсь, все, тут присутствующие должны прекрасно понимать, что изложенные мисс Уэйнрайт факты — мягко говоря, плод ее болезненного воображения… Или же, — голос его стал тверже, — или же, боюсь, мы имеем дело с наглой клеветой…

Джулия, конечно же, прекрасно представляла реакцию Джакоби — зная его хладнокровие и изворотливость ума. Правда, на этот случай у нее было несколько сильных козырей…

Обернувшись к Джаггеру, она спросила:

— Ваша честь, вы, надеюсь, помните, что по определению почтовых служащих, это письмо было брошено в почтовый ящик как раз между двумя и пятью часами дня в районе Хилтон–стрит?..

Тот согласно наклонил голову.

— Да.

— Но ведь это — буквально в нескольких шагах от офиса «Джакоби и К», — принялась объяснять Джулия Уэйнрайт. — Стало быть, более чем вероятно, что письмо в почтовый ящик мог бросить этот человек, — она кивнула в сторону Генри Джакоби. Тот только улыбнулся.

— Ваша честь, — произнес Генри в свою очередь, — ваша честь, моя контора действительно расположена рядом с Хилтон–стрит. Но ведь вы должны понимать, что, кроме меня, почтовыми ящиками на этой улице пользуется еще множество людей…

Джулия тут же парировала:

— Разумеется, но когда обстоятельства стекаются так странно, это поневоле вызывает подозрение…

В разговор вступил Тиммонс — он никак не мог понять смысла этого хода Уэйнрайт, не мог сообразить, почему же, с какой целью она потребовала, чтобы на слушании был допрошен Генри, к которому, надо отдать должное, Тиммонс испытывал острейшую неприязнь.

Кейт произнес:

— Скажите, мистер Джакоби, вы ведь не станете отрицать, что были знакомы с потерпевшей?..

Это было новостью — во всяком случае, для Джулии Уэйнрайт. Она никак не могла предположить, что Кейту известно об их знакомстве…

Откуда?..

Может быть, в нем проснулась хоть какая‑то совесть, и он теперь хочет помочь Мейсону?..

Джулия сразу же отмела этот вариант. Нет, это так непохоже на Тиммонса. Тогда…

Может быть, он где‑то видел их вместе?.. И теперь хочет изобразить из себя такого объективного человека, такого хорошего юриста…

Да, наверняка видел их…

Вот это — скорее всего.

Как бы то ни было, но это — отличная зацепка… Во всяком случае, Кейт теперь вольно или невольно, но поможет разобраться Джулии с этим проходимцем.

Тиммонс повторил свой вопрос:

— Вы были знакомы с мисс Лайт?.. Джакоби нехотя кивнул.

— Да… Впрочем, — добавил он после непродолжительного раздумья, — впрочем, не только я: многие в нашем городе попали под несравненное обаяние этой женщины…

Инициативу тут же перехватила защита:

— Она рассказывала вам что‑нибудь о своих взаимоотношениях с обвиняемым?..

Джакоби, словно нехотя, ответил:

— Да…

— Часто?..

Помявшись, он произнес:

— Нет, не очень… Иногда.

Джулия продолжала наступать:

— А что именно рассказывала вам Лилиан Лайт о мистере Кэпвелле?..

Тот развел руками.

— Ну, их отношения с подсудимым в последнее время ни для кого не были секретом. Они, насколько я знаю, часто ссорились…

Джулия тут же поняла, что Джакоби теперь будет всячески увиливать, будет стремиться всячески уйти от прямого ответа…

— Она говорила что‑нибудь конкретное?.. Он вновь замялся.

— То есть?..

Видимо, этот вопрос был задан только лишь потому, что Генри хотел выгадать немного времени для размышлений о своей дальнейшей тактике.

«Наверняка он уже пожалел, что ввязался в это дело, — с удовлетворением подумала Уэйнрайт. — Да еще как сильно пожалел!.. Да, Генри при всей своей хитрости и изворотливости, при всем своем уме, допустил два очевидных, два очень серьезных прокола: во–первых, состряпав это письмо, несомненно — лишь для того, чтобы подстраховаться, а во–вторых — придя на это судебное слушание… Да, конечно же, он ведь прекрасно понимал, что теперь у меня нет другого выхода, как назвать его имя… Наверняка он и на этот раз, идя в суд, решил просто–напросто подстраховаться. Впрочем, это бы его все равно не спасло — фамилия Джакоби прозвучала бы тут в любом случае… Теперь остается выяснить главное — тайну попытки самоубийства этой аферистки Лилиан Лайт…»