Генри Крейн - Санта–Барбара I. Книга 3

Сантана Кастильо уже стояла в дверях и передавала официанту записку для Круза, когда тот появился у нее за спиной.

— Извини, Сантана, я боялся, что не успею. Она зло посмотрела на него.

— Ты не успел.

— Но все‑таки я застал тебя здесь.

— Еще минута и я бы ушла.

— Но все же.

— Круз, ты опоздал, я позавтракала без тебя, тут уж ничего не поделаешь.

— Сантана, может, все‑таки, ты посидишь со мной немного.

— В другой раз.

— Неужели тебе так сложно сделать это, Сантана? — прошептал Круз.

— Я тебе сказала — в другой раз.

— Но я прошу тебя, посиди со мной. Я прошу тебя о такой милости.

— Ладно, только недолго.

— Спасибо, — процедил сквозь зубы Круз. Сантана гордо повела плечами и двинулась к только что оставленному ею столику. Круз направился за ней. Проходя по залу он заметил беседующих Кейта Тиммонса и Иден. Иден скользнула по Крузу взглядом, но сделала вид, что не заметила его. И это очень разозлило того. Он опустил руки в карманы пиджака и стараясь казаться, как можно более независимым и невозмутимым, пошел вслед за Сантаной.

У столика Круз показушно галантно отодвинул стул и усадил Сантану. Та также подчеркнуто любезно поблагодарила своего мужа.

— Спасибо, дорогой.

— Садись, любимая, — сказал Круз, бросая косой взгляд на Иден.

Но тут настроение Круза окончательно испортила Сантана. Она довольно громко, так, чтобы ее слышали столика через три, произнесла:

— Ура! Ура!

— В чем дело? — изумился Круз.

— Ну как же, ты заметил?

— Что я должен был заметить?

— Все действующие лица в сборе. И ты, наверное, рад этому, не так ли, Круз?

— Кто?

— Я, ты, Иден, Кейт!

— Чему ты радуешься?

— Лица те же, но расклад другой.

А на крыше отеля Кэпвеллов гремела музыка из динамиков магнитофона. Под музыку уже в пятнадцатый раз пыталась станцевать и пропеть Джина. Но ей все время не удавалось — то она выходила за рамку кадра, то ее движения были слишком неуверенными и неуклюжими, то еще — что‑то было не так. Но чаще всего — из‑за отсутствия музыкального слуха она просто не синхронно с музыкой открывала рот и ее движения не попадали в такт.

— Хватит, хватит. Давайте еще раз, — выкрикивал оператор, останавливая запись.

— Нет, так совсем не годится, — угрюмо ворчал режиссер, — вы совершенно не пластичны.

— Я? — возмущалась Джина, — Я вам плачу, а все остальное не ваше дело.

— Боже, какая бездарная, — шептал режиссер на ухо оператору.

— А что сделаешь, она нам платит и мы должны ее снимать.

— Да ну ее к черту, эту сумасшедшую! Затеяла снимать рекламу на крыше отеля.

— Ладно, не расстраивайся, — утешал его оператор, — ведь мы с тобой и не такую гадость снимали. Немного потерпим и денежки у нас в кармане. Давайте попробуем еще один разок.

Джина вновь пудрила нос, подкрашивала губы, причесывала волосы.

— Ну что ж, попробуем так попробуем.

Она в который уже раз выходила на нужную точку. Включалась музыка, Джина вскидывала руки и начинала петь свою рекламную песенку о том, что печенье Джины Кэпвелл — самое вкусное, питательное, полезное и вообще самое замечательное печенье в мире. И если вы хотите быть счастливым, то ешьте только печенье "Кэпвелл" и покупайте только его.

— Что за вкусное печенье! — виляя бедрами, выкрикивала Джина, — оно просто объеденье! Покупайте наш пакет, миссис Кэпвелл шлет привет!

Джина выкручивалась, оператор недовольно морщился, а режиссер, не в силах скрыть своего отвращения, отворачивался от танцующей Джины и смотрел на панораму города. Это было, действительно, замечательное зрелище.

Океан тянулся до самого горизонта, а все побережье было застроено комфортабельными виллами, высокими отелями. На это было приятно смотреть. Пестро одетые туристы прогуливались внизу и режиссер даже приподнял солнцезащитные очки, чтобы лучше рассмотреть замечательную картину, открывающуюся его взору.

"Боже, какого черта я сижу на этой крыше, под палящим солнцем? Ведь я мог бы сейчас лежать спокойно на пляже с какой‑нибудь хорошенькой ассистенткой".

Но работа есть работа. И ему приходилось торчать на солнцепеке, смотреть на перезрелую женщину, которая неуклюже дергалась под музыку и не могла пропеть текст рекламной песни до конца, ни разу не сбившись.

— Стоп, стоп, — режиссер тяжело поднялся, — это непрофессионально, это просто какая‑то омерзительная самодеятельность.

Джина скрестила на груди руки и бросила на режиссера испепеляющий взгляд.