Вигдис Йорт - Наследство [litres]

Мать изъявила желание встретиться со мной перед похоронами, – так сказала Астрид. Мать не видела меня пятнадцать лет, и Астрид боялась, что, если мать увидит меня сразу на похоронах, для нее это будет чересчур. Что одновременно похоронить отца, впервые за пятнадцать лет увидеться со мной, да еще и общаться с Бордом, который злится на нее из-за наследства, окажется матери не по силам. Астрид боялась, что мать прямо на похоронах сорвется. Астрид с Осой и мать хотели, чтобы похороны прошли достойно. С Бордом они тоже хотели встретиться заранее, но тот отказался. Ничего, главное, чтобы мать увидела меня, потому что со мной конфликт был намного серьезнее, чем те дрязги, что Борд устроил из-за дач. Астрид сказала, что мы с матерью могли бы, например, прогуляться или они заглянули бы ко мне в гости. Этого мне не хотелось, они подошли бы чересчур близко, и я предложила кафе. «Завтра утром? – спросила Астрид. – В воскресенье?» Я согласилась.

Я позвонила Сёрену и спросила, не присоединится ли он. Он не возражал. Сёрен приехал ко мне ближе к вечеру и понял, что из-за отца я слезы не лью, зато переживаю из-за встречи с Астрид, Осой и матерью, которую я не видела пятнадцать лет.

Мы сидели перед камином, когда пришло сообщение от Борда: тот спрашивал, в чем смысл этой встречи. «Может, он боится?» – предположил Сёрен. Да, вдруг теперь, когда отец умер, я растрогаюсь и перебегу на другую строну в деле о наследстве? Мать хотела повидаться и с Бордом, но тот спросил зачем, и Оса ответила, что хорошо бы обсудить случившееся, все это так внезапно и ужасно, вообще матери полезно увидеться с ним заранее, перед похоронами, ведь поссорившись из-за наследства, они больше не встречались. Астрид с Осой боялись, что на похоронах мать не выдержит, если заранее с нами не поговорит. Борд ответил, что все, что ему надо знать, он и так знает, и что мать намного сильнее, чем они себе вообразили. Тут он был прав, и время это еще покажет, мать оказалась куда сильнее, чем полагали Астрид с Осой и чем желала казаться сама мать. Она вечно играла на своей мнимой ранимости, впрочем, возможно, поступала так неосознанно и сама в нее верила. Но нет, я не размякну и не растрогаюсь. Борду я ответила, что наследство мы обсуждать не будем и что Астрид с Осой я предупредила – если речь зайдет о наследстве или мать начнет играть на чувствах, я встану и уйду.

«Она уже давно на чувствах играет», – сказал Борд.

От всех этих материнских чувств мне становилось плохо. В материнских слезах и ее бесконечном потоке эмоций мои собственные чувства тонули. При мысли о завтрашней встрече мне становилось не по себе. Я написала Астрид письмо – не сообщение, я же знала, что они сейчас сидят вместе и показывают друг другу телефоны, как только приходит сообщение. А сообщений на Бротевейн сейчас сыплется немало – соболезнования и «обнимаем» и «держитесь-мы-с‐вами» от близких и дальних знакомых и родни. «Надеюсь, – писала я, – мать не возлагает на нашу встречу никаких особых надежд. И никаких дальнейших планов не строит. Я согласилась, потому что ситуация серьезная и потому что маму мне жалко. Надеюсь, обойдется без лишних эмоций», – написала я. Астрид ответила почти сразу: она согласна, никаких лишних эмоций и никаких особых надежд. Будем решать проблемы по мере их поступления.

Сначала эта встреча в кафе, потом похороны, а дальше?

Мы выехали заранее. Второпях позавтракали и заранее выехали, но свободного места на парковке – там, где мы собирались оставить машину, – не нашли. Было воскресенье, но близилось Рождество, когда все открыто даже по воскресеньям, повсюду машины и толпы народа. Я предложила другое место. Сёрен возразил и предложил свое. Мы принялись спорить, но тут одно место освободилось, мы заехали на него и вышли. В кафе, где мы договорились встретиться, сидели семьи с детьми, на стульях – грудой наваленная верхняя одежда и свертки с подарками. Ни единого свободного столика. Что же нам теперь, на улице ждать, на морозе? Мы переминались с ноги на ногу в надежде, что кто-то встанет и уйдет, однако место это все равно не подходило для печальных бесед, зря я его выбрала. Позвонить Астрид и сказать, что с кафе я ошиблась, тут все забито и что мы поищем другое? Или все же сначала дождаться их? На берегу был еще паб, можно пойти туда, но там уже наверняка пиво рекой льется, а в кафе-мороженом в торговом центре крайне неуютно. Мы стояли посреди всей этой кутерьмы и пытались что-то придумать. Ко мне засеменила какая-то крошечная девчушка, а сзади шагала ее мама – она наклонилась и вытянула руки, чтобы подхватить дочку, если та упадет. Наверное, моя мать тоже в свое время так следовала за мной, когда я только училась ходить, да, наверное, так все и было, хотя сейчас представить это сложно, но в первое время мать наверняка была хорошей и заботливой, следовала инстинктам и была рядом, с тех пор уже столько времени прошло, но ходить я научилась. Мы вышли на улицу и встали возле кафе, Сёрен в своем огромном пуховике. Мы обсуждали, куда еще можно пойти, стараясь не думать о том, что нам предстоит, не думать о неприятном. Не знаю, чего ожидал Сёрен, спрашивать его я не стала, говорить об этом не хотелось, пускай оно просто все случится, и хорошо, что я не одна, хорошо, что Сёрен взрослый, вот бы он вообще почаще со мной ездил.