И, глядя на нее, я понимаю: если мы не те, какими были раньше, это еще не означает, что мы не сможем стать ближе.
Я делаю глубокий вдох и начинаю:
– Все началось на вечеринке у Лонгмайров…
То ли приближение суровой чикагской зимы, то ли надвигающийся суровый День благодарения в кругу семьи вызывает у всех необоримую потребность выяснить отношения.
– Нам надо поговорить, – сообщает мама буквально на следующее утро после моей исповеди перед Аланом и Вэл. Не говоря о том, что сегодня понедельник и солнце едва взошло.
– Я помню, мам. Мы условились на День благодарения. У меня еще как бы неделя.
– Я не о том, – возражает она, наливая себе кофе. – В смысле, да, у тебя еще неделя. Но я про другое.
Из-за угла появляется отец, рыча, как медведь:
– М-м-м… Коф-ф-ф-фе-е-е-е… – Он наливает себе целую кружку с энтузиазмом Августа Глупа на шоколадной фабрике Вилли Вонки.
– Ладно, – продолжает мама. – У тебя в комнате, надеюсь, по-прежнему полный порядок?
– Да, а что?
– Хорошо. Завтра к ночи приедет Орвилл.
– Вот как?
– Наверное, доберется на такси, – объясняет мама, – но очень поздно, мы уже будем спать. Я сказала ему, чтобы входил сам. Кстати, надо не забыть отключить сигнализацию.
– Мам?
– Что?
– Может, пора объяснить, как чистота моей комнаты связана с приездом дяди Орвилла?
– А… Я разве не сказала? Он будет спать у тебя.
У меня вырывается:
– С какого перепугу?
– Следи за тоном, – встревает в разговор папа.
– Я ведь не могу его поселить в гостевой комнате, верно? – говорит мама, стрельнув глазами в сторону отца.
В нашем доме две гостевые комнаты, и обе постепенно и безвозвратно превратились в кладовки для папиных кулинарных запасов.
– А я где буду спать? – спрашиваю я.
Мама указывает на диван в гостиной торжественным жестом ведущей телешоу, демонстрирующей некий фантастический приз.
– Ну или в подвале, как скажешь, – добавляет она.
– Ладно.
Она делает паузу и склоняет голову набок:
– Ной, тебя что-то беспокоит?
– Вообще-то, я не в восторге от идеи поселить дядю Ор-вилла в…
– Нет, я хотела сказать… – И вдруг мама уже рядом и сочувственно обнимает меня: – Похоже, в последнее время ты… ну не знаю… сам не свой.
Я не говорю вслух, но думаю: и не я один. С первого учебного дня, когда утром я спросил ее про шрам, мама держится со мной как с далеким родственником.
– Если что-то не так, ты всегда можешь рассказать нам, – предлагает она.
– Знаю, мам.
Мы все еще обнимаемся, и я чувствую ее запах, льну к нему и впитываю, пока можно.
Она отводит мою челку и целует в лоб:
– Дядя Орвилл, конечно, иногда ведет себя несколько… эксцентрично, но…
Папа негромко хихикает, потом понимает свою ошибку и поспешно сует нос в холодильник:
– Ужас, кажется, у нас кончается морковное масло.
– Орвилл очень милый, – продолжает мама, свирепо глядя на отца, набирающего охапку моркови из нашего промышленных размеров овощного ящика, чтобы восполнить опасно снизившийся уровень запасов морковного масла. – И даже если нет, он все равно член семьи. – Она шарит в сумочке в поисках ключей, находит их, снова целует меня в лоб и добавляет уже возле двери: – А любителям морковки поцелуев не будет.
Отец с лучезарной улыбкой вытаскивает кухонный комбайн, ставит кастрюлю воды кипятиться и начинает строгать морковь. Он в своей стихии.
– Большие планы на сегодня, Ной?
– Не настолько большие, как у тебя, судя по размаху.
– Хорошо быть молодым и дерзким.
– Молодым и каким?
– Как насчет прогулять разок и помочь своему старику? Сейчас начнется самое интересное.
Я забираю куртку со стойки:
– Лично я предпочитаю яблочное масло.
– Ха, яблочное масло. Любительщина.
Я направляюсь к выходу:
– Успехов с морковкой, папа.
Последнее, что я слышу, прежде чем закрыть входную дверь, – сочный хруст.
48. жизнь и годы мистера Элама
Неделя за неделей у меня перед носом закрывалась дверь, и теперь я перехожу к новой, чуть более активной тактике в отношениях со стариком Зобом. Идею подсказала Вэл, и неизвестно, сработает ли она, но скоро проверим.
Старик Зоб появляется из-за угла как по часам. Я спрыгиваю с капота и подхожу, только на его традиционное «Ну, парень, чего застрял?» я отвечаю:
Читать дальше