Александр Зиновьев - В преддверии рая

А куда девался тот старик из «психушки», спрашивает мужчина в галстуке и с бакенбардами, прозванный Диссидентом, хотя на диссидента он совсем не похож. Любопытный был мужик. Помер, говорит Социолог. Мы хотели его схоронить по-человечески. И на свой счет, конечно. Но нам отказались выдать труп, ибо мы — не ближайшие родственники. Мы сунулись в Горком Партии. В конце концов добились разрешения. А за это время они труп куда-то потеряли. Нам предложили на выбор кучу старух, нескольких молодых парней. Но мы отказались. К чему они нам? Предлагаю выпить в память о... Кстати, как его звали?..

Потом я навещал этого Процесса в городской больнице, сказал Кибернетик. Он оказался не таким уж плохим мужиком. Однажды мне удалось пронести ему чекушку. Посмотрели бы вы на него, как он преобразился! Наш простой человек все-таки отзывчив на добро. И много ли ему надо?! Похвали разок, и он тебе двадцать лет будет вкалывать за так. А если дашь ему чекушку бесплатно — что угодно тебе сделает. Я бы лично, если бы был вождем, включил бы в программу партии один единственный пункт: при полном коммунизме каждому гражданину ежедневно бесплатно по чекушке. Уверяю вас, в полгода отгрохали бы такой коммунизм, что никакой колючей проволоки не потребовалось бы. Но, кажется, мы отвлеклись в сторону. Этот Процесс рассказал мне кучу интересных вещей. Мы тут с вами дурака валяли, а в городе, оказывается, шла острая идейная борьба. Существует закон, говорил Процесс, по которому каждая относительно самостоятельная и целостная частица общества обладает всеми существенными чертами общества в целом. В соответствии с этим законом разделение столичной интеллигенции на «западников» и «славянофиллов» докатилось и до нас. Партию «западников» здесь основал и возглавил доктор филологических наук Иванов /вероятно, еврей!/, а партию «славянофилов» — доктор исторических наук Иванов /а тут и сомнений быть не может, наверняка еврей!/. Никаких партий тут, конечно, не было. Просто пописывали статейки, а в статейках выдвигали идейки. Собирались вечерами за бутылкой вина /«западники»/ или водки /«славянофилы»/ и обсуждали проблемы. Сначала и вражды-то никакой не было, ибо сначала все были за прогресс. И собирались сначала вместе, и водку чередовали с сухими винами, а сухие вина запивали водкой. Но однажды Филолог весьма пренебрежительно отозвался о наших достижениях в эпоху товарища Сталина, а о великом полководце Суворове допустил совсем не позволительный выпад: он, якобы, был крепостником, и ничего его возвеличивать. В ответ Историк заявил, что Сталин, конечно, ошибки допускал, но в общем и целом вел народ вперед, а что касается Суворова — он такое оскорбление нашего национального достоинства допустить не может. И пошло! И кончилось полным разрывом и противоставлением. На работе борющиеся группы, естественно, все были за партийный подход. Но дома среди своих единомышленников и родственников они позволяли себе высказываться более откровенно и смело. «Западники» считали, что надо Вождянск всячески приобщать к достижениям современной культуры,— к джинсам, бородам, колготкам, транзисторам, противозачаточным средствам, Хэмингуею, Бергману, Антониони и всему прочему, что стало неотъемлемым атрибутом жизни культурного человека конца двадцатого века. «Славянофилы» обвиняли Запад в бездуховности и звали к основам народной жизни, восхваляли частушки и вышивки, народные обряды и величие нашей героической истории. Сам товарищ Иванов написал большую статью о возрождении народного обычая мазать ворота дегтем, если невеста потеряла невинность до вступления в брак.

Статья Иванова наделала много шуму. Народные массы в лице одной столетней глухонемой старухи с великой охотой встретили предложение возродить народные обычаи. Но претворение предложения в жизнь столкнулось с некоторыми трудностями. Во-первых, выяснилось, что нет ворот и нет дегтя. Но это затруднение оказалось преодолимым. Предложили вместо этого всем коллективом срать перед дверью квартиры, в которой живет невеста. А чтобы не вышло ошибки, уполномоченные лица из коллектива должны лично проверить, соответствует слух насчет невесты действительности или нет. Во-вторых, выяснилось, что нет самого главного — нет народа. «Славянофилы» сунулись было в деревню. Но тут их ожидало полное разочарование. Тут они в каждом доме натолкнулись на холодильник и телевизор, а все девки поголовно даже на работе красовались в колготках и не скрывали этого, а все парни даже спать ложились в джинсах с кожаными нашлепками. Даже старые бабы, как обнаружил один дотошный «славянофил», ходили в колготках. Правда, в драных, донашивали то, что выбрасывали их дочки и внучки. Рвутся штучки эти чуть не через день, а стоят — лучше об этом не думать. Что при этом говорили наши женщины из народа вслух по адресу Партии и Правительства, «славянофил» об этом умолчал. Но окончательно добило его то, что сторож у Сельпо слушал по транзистору «Голос Америки» и «Свободу». В столице глушат, сказал сторож, а у нас отлично слышно. Не хотите послушать, сейчас будут передавать отрывки из книги... После этого движение «славянофилов» сошло на нет. А потому прекратили существование и «западники», поскольку без «славянофилов» им делать было вообще нечего.