Михаил Шифман - Рукопись, которой не было [Евгения Каннегисер – леди Пайерлс] [litres]

Костер приехал в Берлин в понедельник вечером. Во вторник 12 июля Мейтнер пришла в институт рано. Ган рассказал ей о деталях плана Костера. Гану нужно было встретиться с ним лично, перед уходом он попросил Лиз не выходить из института до позднего вечера. «Фрейлейн Мейтнер, – сказал он, – возьмите это брильянтовое кольцо. Когда-то оно принадлежало моей матери. Если понадобится подкупить пограничников, используйте его».

На следующий день Розбауд отвез Лиз на берлинский вокзал. В последние минуты, уже на перроне, страх парализовал Лиз. Она вцепилась в Розбауда и умоляла его отвезти ее домой. Розбауд отказался. Костер ждал Лиз в поезде; они поздоровались, как будто встретились случайно. В поездке не произошло ничего примечательного. Когда они приблизились к голландской границе, Лиз занервничала, но пересечение границы прошло без инцидентов.

В шесть вечера они были в Гронингене. Впервые за несколько месяцев Лиз смогла думать о чем-либо, кроме побега из Германии. Облегчение от удачного исхода перешло в шок. В шестьдесят лет – жизнь с нуля. Вырвана с корнем из привычной жизни, оторвана от работы, друзей, родного языка, каких-либо источников дохода. Лиз стала лицом без гражданства, без паспорта, без крыши над головой, совершенно одна. Семьи у нее не было.

Сообщив, что она в безопасности, Лиз написала Гану: «Мне кажется, что в сложившейся ситуации, когда мы не понимаем происхождения легких ядер, не стоит публиковать наш последний результат до тех пор, пока абсолютно все не станет ясно». Ган попросил Штрассмана подготовить новую серию экспериментов.

Вскоре Лиз перебралась в Швецию, и там Карл Сигбан, директор Нобелевского института экспериментальной физики, нобелевский лауреат 1924 года, предоставил ей место для лаборатории, однако не выделил ни сотрудников, ни оборудования, ни средств на проведение исследований. И самое главное – никакой зарплаты. Ни гроша. Как и предвидела Лиз, жизнь надо было начинать сначала…

От депрессии ее спасали лишь письма Гана, который вместе со Штрассманом продолжал эксперименты в Берлине. Отто советовался с Лиз, обсуждал с ней новые результаты и спрашивал ее мнение по ключевым вопросам. Сотрудничество с Ганом продолжалось в том же ритме, как и до ее побега из Берлина. В ноябре 1938 года они тайно встретились в Копенгагене, где обсудили и наметили последующие измерения.

Обычно рождественские каникулы Лиз проводила в Берлине со своим племянником Отто Фришем. Мать Фриша (сестра Лиз) была известной пианисткой. Как и Лиз, Отто был родом из Вены. Любимый город, в который они не могли вернуться… Нильс Бор приютил Отто в своем институте в Копенгагене. В том году в первый раз за много лет Лиз с племянником не могли встретиться в Берлине и решили провести каникулы в маленьком шведском городке Кунгалв недалеко от Гетеборга.

Фриш приехал в Кунгалв за пару дней до Рождества поздно вечером. Утром, выйдя из комнаты и направляясь на завтрак, он увидел Лиз, погруженную в чтение письма от Гана. Видно было, что она озабочена, мысли ее витали далеко. Лиз даже не обняла и не выслушала племянника. Первым делом она вручила ему письмо.

Содержание его настолько поразило Фриша, что, не поверив своим глазам, он перечитал еще раз. Ган писал, что три вещества, которые по химическим показателям они прежде считали радием, скорее всего являются изотопами бария. Но барий не просто слегка легче урана – его атомный номер 56, он почти вдвое легче!

– Ошибка?

– Нет, Отто, Ган и Штрассман слишком хорошие химики, чтобы допустить такую ошибку.

– Но откуда барий после облучения урана нейтронами? Откуда?

В задумчивости они разошлись. Беседа вскоре продолжилась в заснеженном лесу – Отто на лыжах, Лиз поспевала рядом. Слово за слово, вспомнили о докладах Бора, в которых он рисовал ядро в форме капельки жидкости. А что если нейтрон, попадая в ядро, не застревает в нем, а делит эту каплю на две части? Возможно ли это? Отто и Лиз, присев на ствол упавшего дерева, прикинули на клочке бумаги энергетический баланс: все сходилось. Электрическое расталкивание протонов почти компенсировало поверхностную энергию ядра, поэтому даже относительно слабый «шлепок», полученный от нейтрона, мог расщепить ядро урана на две или даже три части. Более того, Лиз помнила на память формулу для масс ядер – тут же в лесу они рассчитали энергию, выделяемую в этом процессе. Лиз и Отто переглянулись – энергия была огромна.

Через пару дней Фриш уехал в Копенгаген, чтобы сообщить – как ему не терпелось! – о находке Бору, который вот-вот должен был отплыть в Америку. Он был очень занят, но Фриша выслушал. Не прошло и минуты, как Бор ударил себя ладонью по лбу, воскликнув: «Какие же мы идиоты! Потрясающе! Именно так и должно быть. Ваше с Лиз сообщение уже готово?» Фриш ответил, что они начинают писать статью, а Бор обещал никому ничего не говорить, пока статья не будет готова. С этими словами он сел в такси и отправился в порт, чтобы не опоздать на пароход.