Михаил Шифман - Рукопись, которой не было [Евгения Каннегисер – леди Пайерлс] [litres]

В Бирмингеме в это время мне довелось повстречаться со многими беженцами. Что я могла для них сделать? Разве что помочь советом. Эмиграция в зрелом возрасте всегда болезненна. Взрослое дерево нельзя пересадить, не потеряв корней. Люди попадают в чужую культурную и языковую среду, оставляя позади привычную жизнь, друзей и родных. Обычно это сопровождается падением социального статуса, по крайней мере во время переходного периода, который может длиться годами. Многие выходят из него подавленными. Побеждают те, кого ведет жажда жизни, у кого есть ясная цель.

Сложнее всего приспособиться людям гуманитарных профессий – историкам, литераторам, адвокатам и т. д., понимающим, что так или иначе им придется переучиваться, а своего былого положения они не достигнут никогда. Мне кажется, что тяжелее переживают эмиграцию приехавшие из имперских столиц – Берлина или Вены. Я встретила нескольких столичных адвокатов, вынужденных работать официантами или прислугой в богатых семьях. Господи, какие они разбитые… Медики, архитекторы, деловые люди и особенно инженеры приспосабливаются легче и быстрее. Даже если хирург поначалу вынужден работать ассистентом лаборанта, а инженер – сборщиком на заводе, надежда на то, что когда-нибудь они сдадут необходимые экзамены и получат работу, связанную с их прежней профессией, греет их сердца и поддерживает на плаву.

В то время я часто размышляла об этом. У меня перед глазами стояли мама и Исай – в неустроенной Уфе, больные и жалкие, без денег, без надежды вернуться в родной город, винтики в огромной и безжалостной машине, которая могла уничтожить их в любую минуту. Я спрашивала себя, за что им выпала такая доля, и не могла найти ответа.

Но вернусь к бирмингемским иммигрантам. Некоторым пришлось заплатить большую цену за недостаток здравого смысла в жизненных решениях. Мы встретили одну пару из Вены, которая долго добивалась и в конце концов получила въездную визу в Венесуэлу. Они потратили половину своих сбережений, чтобы добраться до Каракаса, обнаружили, что там очень жарко и влажно, ничего не работает так, как надо, и жить невозможно. Потратили вторую половину сбережений, чтобы приехать в Англию, где с большим трудом пристроились уборщиками за мизерную плату.

Но дети! Дети иммигрантов – совсем другое дело. В школе они всасывают в себя английский из воздуха. Уже через несколько месяцев почти все становятся лучшими учениками в классе, находят друзей и поднимаются на самый верх детской иерархии. Сколько таких детей я видела в Бирмингеме! Обычные дети, не выдающиеся и не гении. В чем же причина их успеха? Попав в критическую ситуацию, они взрослеют быстрее своих одноклассников и быстрее сознают, что в жизни важно, а что нет.

Весной 1939-го мрак сгустился над еще не оккупированной частью Европы. Казалось, дальше некуда. Но люди как-то живут, закрывая глаза на черные новости, в надежде, что беда обойдет их стороной. Перед началом экзаменационной сессии у Руди выдалась свободная неделя. Я предложила ему поехать отдохнуть в Шотландию.

– Но ведь осенью там будет конференция, на которой я планировал выступить с докладом. Вот тогда и поедем.

– Руди, кто знает, что будет осенью? Впереди три месяца. Давай поедем, пока это возможно.

И мы с детьми отправились в Шотландию.

1 сентября 1939 года Германия напала на Польшу. Премьер-министром Великобритании тогда был Невиль Чемберлен, сторонник умиротворения Германии. Ради этого «умиротворения» в 1938 году он подписал позорное соглашение с Гитлером в Мюнхене, отдав ему Чехословакию на растерзание. Газеты сообщили об этом 30 сентября. На всю первую страницу – фотография радостного Чемберлена у входа в правительственную резиденцию, вещающего: «I returned from Germany bringing peace with honour. I believe it is peace for our time» [30] Я вернулся из Германии, принеся вам почетный мир. Я верю, что это мир для нашего поколения ( англ .). .

Как всегда, по вечерам за ужином мы с Руди обменивались впечатлениями от прошедшего дня. Руди, очень расстроенный, кажется даже подавленный, произнес: «Какое ужасное соглашение, Женя. Мы открыли Гитлеру дорогу в Европу. Думаю, не пройдет и года, как придется дорого заплатить за эту трагическую ошибку».

Руди слегка ошибся: всего одиннадцать месяцев спустя Чемберлен предъявил Гитлеру ультиматум – либо немедленно вывести немецкие войска из Польши, либо оказаться в состоянии войны с Британией. Разумеется, ультиматум был проигнорирован. 3 сентября 1939 года мы все сидели за столом в напряженном ожидании, когда радио сообщило об объявлении войны. Мы не сразу осознали полностью масштаб произошедшего. Изменения происходили постепенно.