Первая атомная бомба, вышедшая из Харуэлла, была испытана в октябре 1952 года на островке к западу от Австралии. С момента первого испытания советской атомной бомбы в 1949 году прошло три года. В Советском Союзе оно держалось в тайне. Разумеется, во всем остальном мире из газет были известны и время (конец августа), и место (под Семипалатинском, в Казахстане). Первая советская бомба – точная копия Толстяка – была плутониевой. Следы плутония быстро разносятся ветром, их легко обнаружить в атмосфере.
В каком-то интервью у Руди спросили, почему Англия отстала на целых три года.
– Ведь у вас в руках были и знания и технологии, а в Харуэлле работали те же люди, что и в Лос-Аламосе! И начали вы почти одновременно.
– Видите ли, наш главный приоритет – я имею в виду правительство – благосостояние людей. Свободные ресурсы страны в первую очередь направлялись на то, чтобы накормить их, восстановить экономику. Благополучие советских людей, как я понимаю, Сталина не заботило.
Позднее мы узнали, что даровую рабочую силу для советского атомного проекта поставлял ГУЛАГ.
Поскольку я уже затрагивала эту тему – избежать ее было бы невозможно, – постараюсь вкратце подвести итог нашим беседам с Руди и бесконечным обсуждениям с его коллегами. Итак, мы и бомба.
«Мы» – это люди, воспитанные в европейской культуре, честные, добрые по натуре, думающие не только о себе, но и о судьбах мира. Там, на Холме, работа шла день и ночь. Никто из нас не говорил громких слов, но все понимали, что идет схватка не на жизнь, а на смерть. Глубоко запрятанный в сердцах и душах, горел огонь ненависти к Гитлеру, нацизму и всему, что с ним было связано. Мы не знали тогда, как далеко продвинулась немецкая атомная группа, которая – напомню – начала работу в сентябре 1939-го. Но мы были обязаны любой ценой оставить немцев позади.
После капитуляции Германии ситуация изменилась. Еще до разгрома Японии, до Хиросимы, некоторые физики, так или иначе связанные с американским проектом, осознали, что ядерное оружие не просто изменило ход мировой истории. Европейские принципы человечности, за которые мы все боролись с Гитлером, оказались в опасности. В июне 1945 года Джеймс Франк, Юджин Рабинович и Лео Сцилард опубликовали статью, которую позднее стали называть Отчетом Франка. В ней они предложили публично продемонстрировать разрушительные последствия ядерного взрыва в пустыне, чтобы убедить японского императора капитулировать относительно бескровно. Какие бы добрые чувства ни стояли за этим отчетом, увы, практически осуществить эту идею в разгар боевых действий было невозможно.
После поражения Японии практически стихийно возник комитет «озабоченных физиков» под руководством Франка. Почти все научные сотрудники Манхэттенского проекта, начиная с его руководителя Роберта Оппенгеймера, вернулись в свои университеты. Некоторые влились в ряды Федерации ученых-атомщиков (так стал называться комитет Франка). В 1946 году в эту Федерацию вошли Эйнштейн, Бете и другие титаны, после чего она была переименована в Чрезвычайный комитет ученых-атомщиков.
В Англии аналогичную организацию основал Джозеф Ротблат, «поляк с британским паспортом», как он сам себя характеризовал. Он уехал из Лос-Аламоса сразу после поражения Германии. Руди вступил в нее после нашего возвращения из Штатов и вскоре стал правой рукой Ротблата.
Довольно скоро начались проблемы, связанные с различиями в политической ориентации участников движения. Некоторые требовали немедленно связаться со Сталиным и передать ему всю имеющуюся научную и техническую информацию о бомбе. (Она у него уже была, но о Клаусе Фуксе еще никто не знал.) Постепенно лидерство захватили левые экстремисты, мечтавшие о социализме. Руди не понравился такой поворот событий. Он считал, что ассоциация должна держаться в стороне от политики и посвятить себя лишь одной цели – разработке научных методов контроля за ядерным вооружением. В те далекие годы, несмотря на приличное знание советских реалий, Руди еще думал, что со Сталиным можно договориться о «минимальном» сдерживании – минимальном обоюдно согласованном количестве ядерных зарядов. Тогда еще не было спутников. Любой контроль «в поле» наталкивался на каменную стену со стороны Советского Союза. Руди не понимал почему. Теперь-то мы знаем, что атомные объекты в СССР были окружены кольцом гулаговских лагерей.
Шли годы, прогресса по атомному контролю не было. Постепенно все комиссии и ассоциации, основанные после войны, прекратили свое существование. Используя новейшие технические возможности, Руди постоянно пересчитывал и подправлял свою оценку ядерных зарядов для минимального сдерживания. Но, похоже, она никому не была нужна.
Читать дальше